Мы с
Уго тоже шли купаться, а совсем уж под вечер выходили всей компанией за
ограду, или же сестра играла в зале на рояле, а мы сидели на перилах и
смотрели, как возвращаются с работы соседи, пока не приезжал и дядя Карлос;
тогда мы всем скопом бежали поздороваться и поглядывали, не привез ли он
какого-нибудь обвязанного розовой ленточкой пакета или детского журнала. И
вот, когда мы как-то раз бежали к белой калитке, Лила споткнулась о камень и
разбила коленку. Бедная Лила изо всех сил старалась не плакать, но слезы
выступали на глазах, и я подумал, что ее строгая-престрогая мать, увидав
разбитую коленку, скажет, что вот, ведешь себя как мальчишка, и еще
всякое... Мы с Уго сложили руки крестом и унесли Лилу от белой калитки, а
сестра побежала за чистой тряпочкой и за спиртом. Уго вдруг стал невероятно
заботливым и хотел сам помочь Лиле, и сестра тоже, лишь бы ей быть рядом с
Уго, но я их оттолкнул и сказал Лиле, что больно будет всего одну секунду,
и, если она хочет, то может зажмуриться. Но она не захотела, и, пока я
смазывал ей коленку спиртом, не отрываясь, пристально глядела на Уго, словно
хотела ему показать, какая она храбрая. Я сильно подул на ранку, а когда
забинтовал ногу, стало совсем хорошо и не больно.
- Иди лучше поскорее домой, - сказала моя сестра, - тогда твоя мама
не разозлится.
Лила ушла, и мне стало скучно с Уго и с сестрой, они говорили о
народной музыке: Уго видел в каком-то фильме Де Каро и насвистывал танго,
чтобы сестра их подбирала на пианино. Я пошел к себе в комнату за альбомом с
марками и все время думал про то, как мать будет бранить Лилу, и вдруг Лила
будет плакать. Или у нее разболелось ушибленное колено, как часто бывает. А
какую немыслимую выдержку проявила Лила, когда ей смазывали колено спиртом,
и как она смотрела на Уго, не опуская глаз, и не плакала.
На ночном столике лежала книга по ботанике, и из нее высовывался
стержень павлиньего пера. Уго разрешил мне его рассматривать, поэтому я
осторожно вытащил перо из книги и положил под лампу, чтобы хорошенько
разглядеть. По-моему, пера красивее этого не бывало на свете. Оно походило
на переливающиеся пятна в лужах, но какое же тут сравнение, перо было куда
красивее, зеленое и блестящее, как жуки, которые живут на жерделях и у
которых по два длинных усика с мохнатыми шариками на концах. В самом широком
и самом зеленом месте пера открывался фиолетово-синий глазок, весь осыпанный
золотыми крапинками, ничего подобного я никогда не видел. Тут я сразу понял,
почему эту птицу называют "королевской", и чем больше я смотрел на перо, тем
больше самых странных мыслей о разных вещах, какие происходят в романах,
лезло мне в голову, и в конце концов мне пришлось положить перо на место,
иначе я украл бы его, а этого делать нельзя. А вдруг Лила думает о нас, сидя
одна дома (дом мрачный, родители суровые), пока я здесь развлекаюсь с пером
и марками. Лучше отложить их в сторону и подумать о бедной Лиле, такой
храброй.
Ночью я никак не мог заснуть, сам не знаю почему. У меня засело в
голове, что Лиле плохо, что у нее температура. Мне хотелось попросить маму
узнать у ее матери, как Лила, но это было невозможно, во-первых, из-за Уго,
он бы поднял меня на смех, и еще потому, что мама рассердилась бы, узнав о
разбитой коленке и о том, что мы ей ничего не сказали. Сколько раз я вроде
бы уже почти засыпал, но ничего не получалось, и в конце концов я решил, что
лучше будет пойти утром к Лиле и своими глазами увидеть, как она себя
чувствует, или окликнуть ее из-за кустов бирючины. Я все же уснул, думая о
ней, о машине для уничтожения муравьев и о Буффало Билле, но больше всего -
о ней.
Наутро я поднялся раньше всех и пошел в свой садик возле глициний. Мой
садик - это всего лишь грядка, но зато она была моя и больше ничья, мне ее
отвела бабушка, чтобы я сажал там, что только захочу. Сперва я посадил
канареечник, потом бататы, но теперь мне нравились цветы и больше всех -
мой куст жасмина, у него был очень сильный аромат, особенно ночью, и мама
всегда говорила, что мой куст самый красивый. Я со всех сторон окопал его,
лучшее из моих сокровищ, а потом вытащил со всей землей, налипшей на корни,
и позвал Лилу, она тоже уже встала, и коленка у нее почти зажила.
- Уго уезжает завтра? - спросила она.
Я ей сказал, что он уезжает в Буэнос-Айрес, потому что должен
продолжать готовиться к поступлению в лицей. И я сказал Лиле, что принес ей
что-то, она спросила, что же это такое, и тогда я показал ей из-за кустов
бирючины мой куст жасмина и сказал, что дарю ей этот куст и что, если она
хочет, я помогу ей сделать собственный садик, он будет только ее. Лила
ответила, что жасмин очень красивый, и пошла спросила разрешения у матери, и
тут я сразу перепрыгнул через бирючину, чтобы помочь посадить мой куст. Мы
выбрали маленькую грядку, выдернули полузасохшие хризантемы, и я стал
переделывать грядку, придавать ей совсем другую форму, а потом Лила указала,
где бы ей хотелось, чтобы рос жасмин - как раз посередине грядки. Я посадил
куст, и мы полили его из лейки, получился очень миленький садик. Теперь мне
нужно было раздобыть зеленой травки, обсадить грядку, но дело это было не
срочное. Лила осталась очень довольна садиком, и разбитая коленка больше не
болела. Ей захотелось, чтобы Уго и моя сестра сейчас же посмотрели, как все
получилось, и я пошел за ними, но именно в это время мама позвала меня пить
кофе с молоком.
1 2 3 4 5 6