И так
странно, что мы все делали молча: сняли украшения с Летисии, молча сложили
их в корзину и молча, почти не глядя друг на друга, дошли до белой калитки.
Тетя Руфь приказала нам с Оландой выкупать Хосе и сразу забрала с собой
Летисию, которой пора было принимать лекарство. Оставшись вдвоем, мы наконец
смогли выговориться. Какое чудо! К нам придет Ариэль, у нас наконец есть
знакомый мальчик, ведь не принимать же всерьез кузена Тито, этого болвана,
который до сих пор играет в солдатики и верит в первое причастие! Мы так
волновались в предвкушении этой встречи, что Хосе, бедняжке, пришлось совсем
плохо. Конечно, не я, а решительная Оланда заговорила первой о Летисии. У
меня так просто лопалась голова: с одной стороны, ужасно, если Ариэль узнает
правду, а с другой - пусть уж все сразу раскроется, потому что никто не
должен губить свою судьбу из-за других людей. Но самое главное - как
сделать, чтобы Летисия не переживала? Ведь она и без того несла тяжкий
крест, а тут на нее навалилось и новое лекарство, и эта история...
Вечером мама была поражена тому, что мы почти не разговаривали. Вот
чудеса, уж не мыши ли нам язык отгрызли? Она взглянула на тетю Руфь, и
наверняка обе решили, что мы в чем-то сильно провинились и нас теперь мучает
совесть. Летисия, едва прикоснувшись к еде, сказала, что ей нездоровится и
что она пойдет к себе и будет читать "Рокамболя". Оланда вызвалась проводить
ее, на что та согласилась, но нехотя, а я взялась за вязанье, - такое
бывает со мной в минуты особого волнения. Раза два я порывалась встать и
посмотреть, что делается в комнате у Летисии и почему там застряла Оланда.
Наконец Оланда появилась и с многозначительным видом уселась рядом со мной,
явно выжидая, пока мама и тетя Руфь кончат убирать со стола. "Завтра она
никуда не пойдет, - сказала Оланда, когда мы остались вдвоем. - Вот это
письмо велела отдать ему, если он будет расспрашивать о ней". Для
убедительности Оланда оттянула карман блузки и показала мне сиреневый
конвертик. Вскоре нас позвали вытирать тарелки, а потом мы легли спать и
уснули как убитые, - очень устали от всех волнений и еще от Хосе, который
не выносит купания.
На другой день меня послали на рынок, и целое утро я не видела Летисии,
которая пряталась в своей комнате. Перед обедом я все же заглянула к ней на
минутку: она сидела у окна, обложенная подушками, и рядом - девятый томик
"Рокамболя", Она очень плохо выглядела, но встретила меня веселым смехом и
рассказала, какой смешной сон ей приснился и как забавно билась о стекло
глупая оса. Я пробормотала, что мне обидно идти без нее к нашим ивам, но
почему-то эти слова было очень трудно выговорить... "Если хочешь, мы скажем
Ариэлю, что ты нездорова?" А она как отрезала: "Нет!" Тогда я стала
уговаривать ее, правда, не слишком настойчиво, пойти вместе с нами, а потом
осмелела и даже сказала, что ей нечего бояться и что вообще настоящее
чувство не знает преград. Я даже вспомнила еще несколько торжественных и
красивых фраз, которые мы вычитали в "Сокровищнице младости". Но чем дальше,
тем труднее мне было говорить, потому что Летисия упорно молчала,
разглядывая что-то в окне, и, казалось, вот-вот заплачет. В конце концов я
вдруг спохватилась, что меня, мол, ждет мама, и убежала. Обед тянулся целую
вечность, и Оланде досталось от тети Руфи за жирное пятно на скатерти. Не
помню, как мы вытирали тарелки и как добрались до белой калитки. Помню, что
у заветной ивы мы, переполненные счастьем и без тени ревности друг к другу,
обнялись и чуть не заплакали. Оланда тревожилась, сможем ли мы хорошо
рассказать о себе, останется ли у Ариэля хорошее впечатление. Ведь мальчики
из старших классов презирают девчонок, которые кончили только школу первой
ступени и умеют лишь кроить тряпки и сбивать масло. Ровно в два часа восемь
минут появился поезд, и Ариэль радостно замахал нам обеими руками, а в ответ
вместе с разрисованными платочками взметнулось наше "Добро пожаловать!" Не
прошло и получаса, как мы увидели Ариэля, который спускался к нам с насыпи,
- он был в сером и куда выше ростом, чем нам казалось. Я плохо помню, как
начался наш разговор. Ариэль с трудом подбирал слова и явно робел - кто бы
мог подумать после таких записочек и самого решения прийти к нам! Он слишком
поспешил расхвалить наши статуи и картины, спросил, как нас зовут и почему
мы только вдвоем. Оланда сказала, что Летисия не смогла, а он: "Мне очень
жаль" и "Какое красивое имя Летисия!" Потом он рассказал много вещей о
Промышленном училище - вот тебе и английский колледж! - и попросил
показать наши украшения. Оланда отодвинула камень, и перед ним предстали все
наши богатства. По-моему, он с явным интересом рассматривал эти украшения, а
порой, задерживая в руках какую-нибудь вещь, задумчиво говорил: "Это однажды
надевала Летисия" или: "Это было на восточной статуе" - так он окрестил
китайскую принцессу. Мы сидели под тенью ивы, и хоть у него было довольное
лицо, он слушал нас рассеянно - по всему чувствовалось, что только хорошее
воспитание мешает ему встать и уйти. Раза два или три, когда разговор был
готов оборваться, Оланда вскидывала на меня строгие глаза. Нам обеим было
совсем плохо, хотелось, чтоб все это поскорее кончилось, хотелось просто
убежать. И зачем его дернуло знакомиться с нами! Ариэль снова спросил о
здоровье Летисии, но Оланда, метнув в меня взглядом, ответила: "Она не
смогла прийти", - и все, а я-то думала, что она скажет правду.
1 2 3 4 5