..
Я говорила: «Она же с приветом. Что ей стоит смыться с Дотти – обратно к Жерару или еще куда-нибудь?» – а внутренний голос твердил: «Не выпускай ситуацию из-под контроля. Утратишь контроль – наступит хаос»…
Дальнейшее произошло одновременно: мой взгляд упал на стрелку часов – 3.36, а рука наткнулась в кармане куртки на что-то массивное.
Три тысячи фунтов для Джонни.
Черт!
До Лестер-сквер я добралась на своих двоих, лавируя в толпе туристов на Ковенти-стрит. Воображение рисовало душераздирающую картину: Джонни понуро сидит за столиком в пабе, с сигаретой в руке, а перед ним выстроилась батарея стаканов. Я нырнула на Оксендон-стрит, спасаясь от толпы, затормозила у «Комедии» и, уворачиваясь от корзин, развешанных у входа, рванула дверь.
Я так настроилась узреть поникшую фигуру, что, обводя взглядом скудно освещенный зал, не сразу заметила самого Джонни и уже готова была развернуться и уйти, как вдруг раздалось:
– Кэйти! Ослепла ты, что ли, старая мочалка!
Вот он – за большим столом в углу, сидит в компании троих парней и какой-то блондинки. Смеются, дымят сигаретами, и вид у всех такой, будто они уже тысячу лет знакомы.
Когда я приблизилась, силясь улыбнуться, Джонни поднялся и покровительственно обнял меня. Его лицо со шрамами и свежими синяками напоминало скатерть в клеточку, но он, похоже, плевал на это.
– Вот, парни, это моя девчонка, Кэйти. Кэйти, это все они. – И Джонни, залившись пьяным смехом, не столько сел, сколько плюхнулся обратно на скамейку. Все еще стараясь изобразить улыбку, я пристроилась с ним рядом.
– Он у нас такой невежа. – Блондинка наклонилась вперед, демонстрируя внушительный слой штукатурки. – Он хотел сказать, что я – Кэролайн, это – Марвин, это – Майкл, а это – Шон.
– Привет. – Все, на что я оказалась способна.
– Джонни нам сейчас рассказал, что вы собираетесь свалить в Берлин, – объявил Шон, тощий рыжий парень, сидевший за дальним концом стола.
– Он что, серьезно… – Я обернулась к Джонни.
Кажется, он покраснел, но из-за синяков нельзя было сказать точно.
– Ну… Мы это еще не окончательно решили. Да, детка?
– Нет, детка . – Я старалась совладать с закипающим гневом. – Может, расскажешь подробнее? Или этот наш план – секрет для всех, кроме тебя и твоих новых друзей?
– Люблю бары с музыкой, – поделилась Кэролайн. – А Восточный Берлин сейчас – самый писк моды.
– Да, действительно, – проворковала я задушевно, с силой лягнув Джонни под столом. Только когда рядом взвыл Марвин, я сообразила, что промазала.
– Цыпа, помнишь, недавно объявлялся гитарист из нашей школьной группы? – нервно спросил Джонни.
– Я вся внимание, утеночек .
– Джейсон все еще общается с нашим ударником, Стюартом. Стюарт, оказывается, завис в Восточном Берлине, у него там бар, где каждый вечер гоняют музыку. И джем-сейшены устраивают. Как правило, у них выступают заезжие британские группы, но местные тоже заглядывают. Народу набивается – не протолкнешься. Там тебе и попса, и джаз – берлинцы, видно, считают, что это круто. И Стюарт подумывает открыть второй бар. Так что ему нужен кто-то, кто помог бы управляться в первом…
– И давно ты об этом узнал?
Джонни явно удивился:
– Когда Джейсон заходил, когда же еще…
– И только сейчас рассказываешь мне?
– Слушай, Кэйти, расслабься… Давай я тебе куплю что-нибудь выпить. Еще кто-нибудь хочет по стаканчику?
Разумеется, хотели все. Три «лагера» и «биттер». Джонни отправился к бару, я пошла за ним.
Подождала, когда он сделает заказ, и ринулась в атаку:
– Поверить не могу, что ты мне не сказал! Это же касается и моей жизни – но такое, конечно, тебе в голову не пришло!
– Кэйти, Кэйти… – Джонни наклонился ко мне и прошептал: – Не так громко… Это не столько план, сколько надежда , сечешь? Я же со Стюартом еще не говорил. Я решил тебе ничего не рассказывать, пока сам не буду уверен, что все получится. Не хотел тебя разочаровывать.
– Джонни, речь шла об отдыхе , а не об эмиграции.
Мы оба смотрели, как бармен наливает «Стеллу» сначала в один стакан, потом в другой. За столом Кэролайн заливалась пронзительно-высоким смехом, парни вторили ей.
– Извини, Кэйти. – Джонни взял меня за руку. – Ясно, я бы ничего не сделал, не обсудив прежде с тобой. Но ты только подумай, а?
– Я никуда с тобой не поеду, Джонни. – Я вырвала руку. – Только не после вчерашней ночи.
Джонни вздохнул и тяжело привалился к стойке из темного дерева.
– Господи, Кэйти, мне так жаль… Это не повторится, клянусь.
– Надо полагать.
– Этот чертов город… Я должен отсюда убраться. – Воспаленные глаза скорбно смотрели на меня. – Здесь во мне пробуждается все самое худшее. Лондон убьет меня, если я тут останусь.
– Только избавь меня от мелодрам.
Бармен присоединил пинту «биттера» к пяти «лагерам» и взглянул на Джонни поверх очков:
– Семнадцать фунтов пятьдесят.
– А, да… – Джонни полез в карман джинсов, похлопал по нагрудному карману рубашки, добродушно пожал плечами и наконец… повернулся ко мне. – Э-э… Кэйти, помнишь, ты говорила, что деньги для меня достала…
Я вытащила деньги из кармана куртки, вложила их в потные ладони Джонни и смотрела, как он рвет конверт и протягивает бармену пятидесятифунтовую бумажку. Бармен проверил ее на свет, кивнул и убрал в кассу.
– Спасибо, Кэйти. – Джонни взъерошил мне волосы. – Ты лучшая в мире.
– Пошел ты. – Я отбросила его руку. – Ты хоть соображаешь, сколько ночей я колесила по Лондону, чтобы заработать эти три тысячи? Соображаешь?
Джонни пожал плечами и уставился себе под ноги.
– Это были мои сбережения. Мой билет отсюда, Джонни. И я отдала все, чтобы спасти твою никчемную шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83