Раньше он ни разу не упоминал о «лучшем друге» в Мадриде.
– Что это за афера, Стеф? Ты во что вляпался?
Я сидела у Стефа на кухне и пыталась есть цыпленка. Порция была солидная – ножка и часть грудки. И семь жареных картофелин – семь . И целая гора зеленых бобов – они грозили вот-вот посыпаться с тарелки. Все это долго тушилось в подливке. Стеф поведал, что весь фокус кроется в масле с чесноком и эстрагоном, которым он полил цыпленка, перед тем как поставить в духовку. Я машинально улыбалась, стараясь не думать обо всем, что умяла незадолго до этого: утиные сердечки, гусиная печенка, блюдо грибов, капуччино, черный пудинг, суп-пюре из омаров, гребешки с кремовым соусом, черника и красная смородина с желе из шампанского. Порции маленькие, но в желудке они громоздились горой. Отрезав тонкий лоскутик курятины, заставила себя отправить его в рот. Теперь предстояло сжевать – и смириться с новой мешаниной вкусовых ощущений. Стеф тем временем подлил мне дешевого вина, прикидывающегося «Хосе Марией Маркесом», и похвастался, какую лихую он затеял махинацию. Это было его детище. Стеф вышел на связь с этикеточным типом, с владельцем грузовика, с поставщиком дешевого вина – словом, со всеми. Стеф считал, что ничем не рискует – на передовой отдувается шайка чокнутых испанцев, а сам он ловит кайф у себя дома на Брик-лейн в компании жареного цыпленка, трех сотен краденых компьютерных игрушек и таксистки на пять лет старше его, некогда великолепные формы которой вот-вот сгинут под ведром соуса и тонной кулинарных шедевров.
Пока Стеф распинался про затею с вином, я вглядывалась в его лицо. Бледно-голубые глаза, окруженные тенями – результат сборищ, бессонных ночей, перетекавших в дни и снова в ночи… Чудесные светлые ресницы, придающие ему облик невинного младенца… Следила за движениями чувственного рта, за ямочками, то появляющимися, то исчезающими на щеках, и думала: как я могу сидеть спокойно и позволять этому волшебному мальчику губить собственную жизнь? Ведь Стеф действительно волшебный. В нем есть нечто особенное. Как бы это объяснить? Он хорош в постели – но это само собой разумеется. И у него изумительные руки, каждое его прикосновение – это нечто необыкновенное. И он замечательный слушатель – помнит все, что я ему говорила, и никогда меня не судит. И инстинктивно чувствует, когда что-то не так. Как сейчас.
– Кэт, ты чего? Ты к еде даже не притронулась.
Я с трудом одолевала следующую картофелину. К жареному пейзажу на тарелке я толком не прикасалась – просто перемешала его так, чтобы он казался поменьше.
– Я тревожусь за тебя, Стеф.
– Тревожишься? Почему?
– Кажется, на этот раз ты влип по уши. Мне бы не хотелось, чтобы это все кончилось тюрьмой.
– Ага, Кэт, радость моя. Буду сидеть дома как паинька и готовить цыпляток, да? – Ямочки исчезли. Стеф со стуком бросил вилку на пустую тарелку и отнес ее в мойку.
– Стеф, подумай как следует. Если этих испанцев поймают, они все повесят на тебя. Им же надо будет как-то отмазаться, верно? Сам посуди.
– Значит, мне нужно позаботиться, чтобы их не поймали. – Стеф взял со стола пачку сигарет. – Это все, что ты намерена съесть, после того как я столько времени потратил на готовку?
– Прости. – Я отложила вилку. – Кажется, у меня пропал аппетит.
Нас отвлекло шумное появление Джимми и Эдди: они ввалились с хохотом и пьяными шуточками, расцеловали меня в обе щеки, сграбастали в объятия Стефа и смели остатки цыпленка. Вскоре уже Эдди растягивал рот в заискивающей улыбке, демонстрируя мне золотые зубы, а Джимми требовал у Стефа подробности истории с вином и медленно тянул:
– Ты крут, Стеф, ну ты и крут.
Через час они дозрели: кто-то откупорил бутылку виски, появились карты. Обычно я покер люблю – но не сегодня.
– Извини, Кэт. – Стеф виновато пожал плечами. – Первый вечер после приезда, сама понимаешь. Не могу же я парней кинуть, верно?
– Не беспокойся. Я сама в раздрае. Увидимся попозже.
Стеф ущипнул меня за зад, когда я пробиралась мимо него, подмигнул – и вернулся к своим картам.
– Куколка ты у меня, Кэт, – заметил он. Да уж.
Цвет. Вокруг меня, рушится на меня, слепит меня. Я отбиваюсь, шарю руками, пытаюсь отыскать ту грань, где кончается цвет и начинается мир, – но нет начала, нет конца. Я не могу дышать – воздух насыщен цветом, вытесняющим кислород. Что это? Не твердь, не жидкость, не газ – просто цвет. Этого цвета не существует в спектре, его невозможно описать.
Я шатаюсь, спину скручивает судорога. Глаза широко распахиваются, я знаю, что не сплю, но вокруг только цвет, подстерегавший меня в темноте. Что за черт, где я?
– Кэт? Кэт, все в порядке. Все хорошо. Это Стеф, слышишь? Стеф.
Вспыхивает лампа, и цвет исчезает. Я вижу комнату Стефа: старая шляпа в углу, стереосистема с массивными черными динамиками, стол, компьютер, нераспакованный рюкзак, гора белья, грязных рубашек, пакетиков с презервативами. Стеф обхватывает меня руками, притягивает к груди. Золотистые волоски щекочут мне ноздри. От Стефа несет куревом, но табак не может заглушить запах свежих чернил.
Я вся в поту, сердце гулко колотится.
– Расслабься, детка, ты со мной. Все в порядке. Собравшись с силами, я заговорила:
– Опять этот сон, Стеф. Тот самый, я рассказывала. Цвет.
– Я знаю. – Его волшебные пальцы гладили меня по голове.
Мы полежали так некоторое время. Стеф успокаивал, поглаживал меня, и постепенно сердцебиение унялось. Меня отпускало.
– У меня тут подарок для тебя, – сказал Стеф, когда я приподнялась.
– Подарок?
Стеф встал и потащился к рюкзаку. Распустил завязки, залез внутрь, выбрасывая мятые майки и носки, – и вот наконец появилась небольшая коробка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83