Прежде чем мальчик успел ей помешать, Женевьева устремилась прямо к двери, из-за которой раздавался ужасный звук.
Посередине комнаты стояла огромная кровать с гобеленовым балдахином, на кровати Ольга наклонилась вперед, заходясь в приступе ужасного кашля. Ее лицо наполовину закрывала белая фарфоровая чаша, в которую она сплевывала, ее волосы, всегда такие блестящие и собранные в аккуратный шиньон, теперь превратились в рассыпавшуюся по плечам массу слипшихся от пота прядей. Чашу держал молодой человек. Это оказался бармен из «Ритца»! Он только вчера помахал Женевьеве из окна. Тот самый, который обслуживал Ольгу в день, когда они с Лулу выслеживали ее. Ничего удивительного в том, что он отказался взять у Ольги деньги. В конце концов, разве хороший сын станет брать плату с матери?
Окна были широко распахнуты, но комнату наполнял неприятный запах болезни, пота и разложения. На прикроватном столике стояла ваза с апельсинами.
Приступ кашля стал понемногу стихать и, наконец, отпустил Ольгу. Она откинулась на подушки, закрыла глаза, на ее щеках алел лихорадочный румянец, который Женевьеве уже приходилось видеть на лицах других страдальцев, а совсем недавно у Нормана Беттерсона. Молодой человек вытер ее губы фланелевой тканью, затем намочил другое полотенце в тазике с водой и приложил к ее лбу.
Успокоившись, Ольга открыла глаза, ясные и сияющие, на ее губах появилось слабое подобие улыбки. Она что-то пробормотала сыну по-русски, он тоже обернулся.
– Что вы здесь делаете? – спросил он.
– Она пришла за Паоло. Я права? – Голос напоминал шелест сухой травы на ветру.
– Не говори ерунды, мама. – Молодой человек убрал полотенце с ее лба.
– Я не понимаю, – воскликнула Женевьева. – Я и представить не могла, что вы так серьезно больны. Ведь мы виделись еще сегодня утром.
– Это миссис Шелби Кинг, я прав? – Парень выглядел озадаченно. – Это вы переехали в квартиру на пятом этаже?
– Не надо, Виктор. Она пришла за Паоло.
– Он здесь? – Женевьева уже не могла сдерживать себя. – Я просто хочу знать, что с ним все в порядке.
– А теперь послушайте… – начал Виктор, но Ольга коснулась его руки.
– Иди и посмотри, как дела у брата и сестер. – Затем добавила более мягко: – Все в порядке, мой золотой. Я просто хочу поговорить с ней наедине.
Бросив подозрительный взгляд на Женевьеву, молодой человек вышел из комнаты.
– Он здесь? – повторила Женевьева вопрос.
– Я сказала, вы должны держаться от него подальше.
– Я люблю его, – ответила Женевьева. – Я должна знать, что произошло.
В ответ раздался хрустящий, неприятно сухой звук. Нечто, отдаленно напоминающее человеческий смех.
– Мы собирались вместе уехать из Парижа.
В глазах Ольги запылал гнев, жаркий, лихорадочный, она рванулась вперед.
– Нельзя понять, что такое любовь, до тех пор пока не познаешь страдание.
Женевьева подошла ближе.
– Вы знаете о моем ребенке. Вы знаете, что я страдала.
– Бедная маленькая Женевьева.
– Прекратите. Не смейте. – Она с трудом перевела дух. – Послушайте, мне очень жаль. Я вижу, что вы больны. Возможно, я не должна была приходить сюда, но…
– Да, вам не надо было приходить.
Женевьева попыталась успокоиться, уйти из комнаты, но не смогла. Затем слова полились наружу.
– Мы любим друг друга, Ольга. Я не могу притворяться и говорить, что это не так, думаю, что и он тоже. Он любит вас, я понимаю. Но вы намного старше его…
– Глупая девчонка. Думаешь, что я единственная, кому он нужен? – Ее щеки порозовели еще сильнее, затем что-то отвлекло ее, выражение ее лица слегка изменилось.
– Скажи это!
– Сказать что? – Женевьева покачала головой.
– Ты знаешь что.
– Мама? – Молодой человек вернулся и заглянул в комнату.
– Скажи это!
Виктор обернулся к Женевьеве:
– Ей надо поспать. Дайте ей немного поспать.
– Скажи это, – прошептала Ольга, откидываясь на подушки.
– Я должна идти, – пробормотала Женевьева. А затем повернулась к Виктору: – Я могу чем-нибудь помочь? Врач уже приходил?
– Просто уходите, – взмолился молодой человек. – Пожалуйста.
– Ради бога, скажи это! – прошипела Ольга, и ее глаза снова широко открылись. – Скажи, что скоро я отпущу его. Что у меня нет выбора. Ну а я не отпущу его! Слышишь меня? Никогда!
Стоя в дверях гостиной, Женевьева заметила: младший мальчик снова вернулся к урокам. Девочка на полу все еще играла с блестящим предметом, передвигая его. Это оказалась пробка от графина для шерри, принадлежащего Роберту. Старшая девочка рисовала на клочке бумаги, держа карандаш в левой руке. Ее кудрявые волосы опускались ей на лицо.
И только теперь она услышала приглушенные голоса за другой дверью. Голос Паоло, который она безошибочно узнала, что-то быстро произносил. Почти шепотом. Слишком тихо, чтобы она могла разобрать, о чем он говорит. Затем возникла пауза, ему ответил голос пожилого мужчины, коротко и резко. Женевьева подошла поближе, приложила ухо к двери.
Голос Паоло стал громче.
– Это точно? Вы уверены?
– Она умирает. – Младший мальчик встал из-за бюро и подошел к ней сзади. У него было странное выражение лица, на нем застыла мольба, словно здоровье его матери зависело от нее.
– Но вы уверены? – снова раздался голос Паоло.
– Это очевидно, – сказал мальчик. – Правда?
– Я думаю, да, – ответила Женевьева. – Да.
Глаза мальчика широко раскрылись. И вдруг все высокомерие разом сошло с него, он сжался в комочек. Рыдание вырвалось из его груди, когда он бросился мимо нее в комнату матери, дверь с громким стуком захлопнулась за ним.
Доктор продолжал говорить с Паоло, объяснял ему что-то. И хотя Женевьева не могла разобрать слов, она узнала терпеливый, профессиональный тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102