– Ты можешь сделать нечто большее, чем просто сожалеть. – Она улыбнулась своей соблазнительной улыбкой и вскинула голову.
И неожиданно для себя самого, наблюдая, как графиня де Фремон медленно поднимается по лестнице в его комнату, завлекающе поглаживая перила, Паоло Закари понял, что он не ловец бабочек и никогда им не был. Он сам стал бабочкой.
Женевьева слишком волновалась, чтобы долго оставаться в квартире после ухода Роберта. Все перепуталось, и она не представляла, как распутать этот клубок. Задержавшись напротив выставки оригами в стиле кубизма в окне галереи Лафайет, она взглянула на свое отражение. Огромная голова на крошечном теле, казалось, перед ней возник уродец из ярмарочного балагана. Несомненно, это стекло искажало изображения, но в тот момент Женевьеве показалось, что это отражение ее истинной сущности. Ее голова действительно казалась раздутой и опухшей. Возможно, она скоро лопнет.
Через витрину чайной Рампельмайера она завистливо посмотрела на пирожные под длинным стеклянным прилавком. Пирожные всех цветов радуги. Две модно одетые подруги (платья и туфли от ателье «Мартин») сплетничали и хихикали за кофе и десертом, сидя за столиком у окна. Женевьева словно увидела себя со стороны. Она выплескивала неприятности подруге, глядя, как та понимающе приподнимает брови и улыбается неуловимой улыбкой. Не беспокойся, шери. Держись, Лулу, и все будет в порядке . Они произносили специальный тост и съедали по пирожному, какой бы любовник ни бросил Лулу. Лулу добавляла бренди в кофе и рассказывала о своей последней шальной выходке, они смеялись утро напролет, и каким-то образом все налаживалось само собой.
Пройдя ниже по течению реки, Женевьева заметила рыбаков. Они сидели на берегу, растянувшись в длинную линию, но каждый был чрезвычайно одинок.
У тебя есть только два пути . Голос, прозвучавший в ее голове, снова напомнил ей Лулу. Первый: забеременеть и отправиться с Робертом в Бостон. Второй: разыграть выкидыш и убедить его остаться в Париже. Заботиться о своем браке с тем усердием, с каким твоя мать ухаживала за своим розарием, но спокойно продолжать роман с Паоло. Глядя на воду, Женевьева снова и снова прокручивала варианты будущего в голове. Первый казался абсолютно непривлекательным. Да и второй выглядел отвратительным.
На Иль-Сен-Луи приглушенные голоса что-то бормотали из-за окруженного стенами внутреннего дворика. Кошка грелась на солнышке. Привлекательный молодой человек сидел развалившись на стуле у окна первого этажа и читал. Когда она взглянула на него, он улыбнулся и помахал ей рукой, будто они были старыми приятелями. Женевьева подняла руку, чтобы помахать в ответ, не понимая, зачем делает это. И, только покинув остров, вдруг поняла, что раньше уже видела этого паренька. Это был бармен из отеля «Ритц».
Воспоминание о «Ритце» навеяло ностальгию по первым дням замужества. Неоформившиеся отношения казались замечательным материалом для будущего творения. Тогда она искренне верила, что сможет превратить их во что-то интересное. Теперь ей придется изрядно потрудиться, чтобы убедить себя в том, что это еще возможно.
Свернув на Иль-де-ла-Сите, она вошла в Нотр-Дам через южный трансепт, под высеченной картиной жизни и мученичества святого Стефана. Савл, холодная и одинокая фигура, стоял и наблюдал, как побивают камнями Стефана.
Нотр-Дам всегда пугал Женевьеву. Он казался ей мрачным, напоминал пещеру. Это место было населено призраками. Но нигде более она не чувствовала себя так спокойно и безмятежно. Здесь можно было долго и неподвижно сидеть, теряя представление о времени и не ощущая, утро сейчас или вечер. Только здесь можно было выделить один-единственный голос, которому мешала какофония других голосов, пытавшихся перекричать друг друга в ее сознании.
Но сегодня у Женевьевы не нашлось времени для раздумий. Не успела она присесть, обратила внимание на двух женщин в черном.
Они медленно брели к алтарю, держа друг друга под руку. Казалось, они опираются друг о друга. Со стороны это выглядело так, что ни одна из них не сможет обойтись без помощи другой, хотя они не были немощными или слабыми и не казались старухами. На одной была шляпа с широкими полями, которая скрывала ее глаза, голову другой женщины покрывал шарф. Что-то угнетало этих женщин, какая-то общая тоска. Они остановились рядом с Женевьевой, чтобы зажечь свечу. Женщина в шляпе бросила монету в коробку, ее компаньонка зажгла свечу и поставила ее вместе с остальными. Затем она отбросила шарф на плечи, и Женевьева неожиданно поняла, кто эти две женщины.
– Августа! – Имя эхом разнеслось вокруг, громко и пронзительно прозвучало сквозь гул богослужения и бормотание туристов.
Женщины обернулись, их лица были бледны, глаза покраснели. Где-то плакал ребенок.
– Что случилось? – Но она тут же поняла, что сказала глупость, едва слова сорвались у нее с губ. – О нет. Норман…
– Глупый человек. – Августа терла глаза. – Он уверял нас, что ему осталось пять лет жизни. Он так часто повторял это, что мы верили ему.
– Давайте присядем, – предложила Женевьева. Но женщины остались стоять неподвижно.
– Мы до конца не осознавали, насколько серьезно он болен, – продолжала Августа. – Это просто нелепо. Любой незнакомый человек мог сразу сказать, что он умирает. Стоило только посмотреть на него. Но, понимаете, мы привыкли к этому. К этому ужасному кашлю, даже к кровотечениям. Он всегда поправлялся. – Она уткнулась в плечо подруги.
– Это произошло вчера, – сообщила Марианна. – Он как раз закончил читать «Великого Гэтсби».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102