– История кажется мне смутно знакомой, – заметила Женевьева. – Очевидно, она основана на народном фольклоре.
– Она исходит из самого сердца, – заметил Беттерсон. – Вот такая девушка, наша Лулу.
Женевьева пронзительно на него посмотрела. В самом деле, ничего не скажешь, наша Лулу!
В другом конце комнаты раздалось чье-то невнятное бормотание. Голос бубнил неразборчиво из-за выпитого спиртного, невозможно было понять слова. Другой человек закричал по-английски, что ему лучше заткнуться, если он не хочет, чтобы, ему выбили зубы. Женевьева не могла разглядеть обоих мужчин из-за моря голов, но узнала их голоса. Человеком, который пытался помешать Лулу, оказался Жозеф Лазарус, пингвинообразный поклонник певицы. А второй человек – Фредерик Кэмби, был ее единственной настоящей любовью.
– Все любят ее, – прошептал Беттерсон. – Все.
Женевьева, разозлившись по какой-то не совсем понятной причине, уже собиралась завести речь о журнале, но Беттерсон снова заговорил высоким голосом:
– Слышали о вашем друге, Гае Монтерее?
– Моем друге?
– Это случилось чуть раньше, сегодня вечером. Он здорово врезал владельцу «Ротонды». Сбил его с ног одним ударом. Я видел все собственными глазами. Кто-то вызвал жандармов, и они забрали его. А девушка Гая, Шепот, вопила и проклинала их на чем свет стоит, заявляла, что купит их с потрохами, но они ничего у нее не взяли. Теперь она должна ждать до утра, чтобы освободить его под залог.
Женевьева округлила глаза.
– Этот мужчина – сплошная неприятность.
– Будьте милосердны, Виви. Бедный Гай заперт в камере на целую ночь. У этого прощелыги из «Ротонды» полиция с руки ест. Разве вы не знаете, что однажды он донес о разговоре Ленина, который ему удалось подслушать в своем кафе? Он уже многие годы работает доносчиком на полицию. А мы, хорошие люди, должны держаться вместе.
– Да неужели? Нет, я сыта по горло Гаем Монтереем. Я хочу, чтобы его стихов не было в журнале.
Но Беттерсон снова стал наблюдать за представлением.
Настал день свадьбы. Девушка, отчаявшись избавиться от тени, берет в руки ножницы и угрожающе ими размахивает. Не обращая внимания на мольбы тени, дотягивается до своих ступней и разрубает их в том месте, где они соединяются с тенью.
– Вы слушаете меня, Норман?
– Что?
Но именно девушка, а не ее тень начинает погибать. Кровь струится из ее ног, заливая пол. Тень кидается, чтобы поддержать ее, поймать хозяйку, не дать ей упасть. И вот девушка лежит бездыханная, а тень ласково закрывает ее лицо вуалью, ставшей саваном, и рыдает.
– Я сказала, что не хочу присутствия Монтерея в журнале. – Женевьева почувствовала горечь и желчную мелочность в собственном голосе. Она хорошо понимала, что сердится вовсе не на Монтерея и даже не на Беттерсона. Но сейчас она со злорадным удовольствием использовала свое положение. Эту ситуацию она сможет удержать под контролем. И это невероятно приятно!
Беттерсон казался невозмутимым. Возможно, он так ничего и не услышал.
– Прости, куколка. – Он соскользнул со стула и закрутил кончики усов. – Я готов.
– Что вы… – Но прежде, чем она успела расслышать его ответ, он ринулся через зал прямо к выступающим.
На трагической сцене появился жених девушки. Прижав руки к сердцу, он с мукой взирал на свою погибшую любимую, а затем перевел взгляд на тень. Его лицо непроницаемо, тень съежилась и исчезла под его взглядом.
Жених склонился над мертвой девушкой. Он нежно убрал с ее лица вуаль, а затем встал и направился к тени, неся в руках фату. Тень в страхе отступила, но не нашла спасения, ей негде укрыться. Мужчина подошел к ней, надел ей на голову фату своей мертвой возлюбленной и закрыл ее лицо.
В баре воцарилась мертвая тишина, нарушаемая едва слышным дыханием, зрители замерли в напряженном ожидании.
И вот жених обнял тень и изо всех сил прижал ее к себе. Он откинул фату, приподнял подбородок девушки-тени и поцеловал ее в губы.
Шоу завершилось.
– Ну, шери. – Лулу вытирала искусственную кровь полотенцем из бара. – Что скажешь?
– Весьма впечатляющее представление. Но ты и сама об этом догадываешься. – Женевьева передала ей стакан пива, который Лулу тут же с жадностью выпила. – Почему ты не рассказала мне, что работаешь с той танцовщицей?
Лулу выпила еще.
– Я так счастлива, шери. Несколько месяцев назад, когда я поссорилась с Кэмби, ты сказала, что я должна попробовать воплотить свои чувства и переживания в искусстве. В моем пении. Помнишь?
Женевьева пожала плечами.
– Я тогда не послушала тебя. Но затем задумалась над твоими словами, и, знаешь, ты оказалась права. Вот теперь это то, чем я занимаюсь. Я сочиняю все больше и больше песен. Придумываю танцы, этот я тоже поставила сама. Все, что я пишу, очень четко передает мои чувства. В результате я чувствую себя просто великолепно. Виолетта замечательная танцовщица, правда?
– А как насчет него? – Женевьева указала на Нормана Беттерсона, который болтал с Виолеттой у рояля. – С каких это пор вы стали такими друзьями?
– Ах да. – Лулу захихикала. – Ну, это произошло как раз ночью на той вечеринке. С которой ты умчалась, презрительно задрав нос. А кое-кто из нас остался, чтобы повеселиться.
– Ты хочешь сказать, что спала с Беттерсоном?
Лулу сузила глаза.
– И что с того? Почему это для тебя так важно?
Действительно, почему? Но это было именно так. Беттерсон – ее человек, а не Лулу. Она первая познакомилась с ним. Он стал частью ее мира.
– Ты использовала его, – выпалила она. – Чтобы позлить меня.
– Послушай. – Лулу резко поставила пивной бокал на стойку. – Ты что, забыла, ведь я сказала, что мы хорошо повеселились, Виви?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102