– Что это, милая?
Она не ответила. Просто продолжала смотреть на ствол дерева и гладить его.
Наконец, он откашлялся и произнес:
– Не лучше ли вернуться к дому? Они, наверное, удивляются, куда мы подевались.
– Пускай удивляются.
Солнечный свет яркими лучами метался среди веток, пронзая листья своими золотистыми копьями. Роберту стало жарко в глухом черном костюме, и он расстегнул воротничок.
– Несправедливо, что это произошло в столь прекрасный день, правда? Небо должно плакать вместе с нами. Конечно, когда мы хоронили папу, выдался ужасно жаркий день. Ну, так…
– Не мог бы ты заткнуться хотя бы на минуту? Сделай одолжение? – Слова вырвались из ее горла, напоминая звук мотора, который никак не хочет заводиться. Он знал, когда она повернулась и бросилась бежать прочь – к машине, что она плакала. Наконец. Она не плакала, когда они рассказали ей обо всем. Она не плакала во время службы и на кладбище.
А ей стоило поплакать. Это было бы естественно и пошло бы на пользу.
Он пристально рассмотрел ствол дуба, прежде чем отправиться следом за ней. На стволе была нацарапана надпись, всего одно слово – ЖОЗЕФИНА. Больше ничего.
Когда он вернулся к машине, жена припудривала лицо, глядя в маленькое зеркальце.
– Мы должны возвращаться, – сказала она. – Родные будут ждать меня.
Остаток дня он внимательно наблюдал за ней. Слушал, как жена разговаривает с тетушками и дядюшками, некоторые из них были на их свадьбе. Наблюдал, как она обменивается любезностями с приходским священником, наклоняется, чтобы расцеловать маленьких кузин, пожимает руки доброжелателям из деревни. Как она вежливо кивает, бесстрашно улыбается. Все делает автоматически.
В какой-то момент он устал от постоянной необходимости поддерживать светскую беседу и вышел прогуляться. В розарии присел на скамейку, чтобы покурить, и был удивлен, когда к нему присоединился стройный мужчина, в котором он узнал доктора Петерса, семейного врача, тот тоже раскуривал сигару.
– Печальное событие. – Доктор Петерс шепелявил и слегка причмокивал во время разговора.
– Да. Вы, должно быть, хорошо знаете семью.
– О да. – Петерс многозначительно кивнул. – Знаете, я помог маленькой Женевьеве появиться на свет. Это были очень трудные роды.
Роберт выпустил клуб дыма.
– Я этого не знал.
– Ну, она не из тех, кто легко проскальзывает, ведь так? Только не наша Женевьева. – Проговорив эти слова, доктор, похоже, понял, что позволил себе вольность, допустив приятельский тон. Его улыбка стала обеспокоенной.
– Полагаю, что нет. – Роберт искоса взглянул на него. Ему не понравилось, что доктор назвал Женевьеву словом «наша».
Петерс откашлялся.
– Женевьеве очень повезло.
Они немного помолчали. Роберт смотрел на море роз, множество великолепных цветков красного, желтого и кремового оттенков.
– Каким образом? – спросил он.
– Простите? – Это был один из тех случаев, когда человек говорит «простите» не потому, что не расслышал вопроса, а потому, что до конца не уверен, как следует отвечать. Роберт много раз сталкивался с подобной ситуацией в бизнесе. Это позволяло выиграть время и обычно означало, что собеседник не будет полностью откровенен.
– Я спросил, каким образом?
– Ну… – Доктор еще раз откашлялся. – Вы, очевидно, очень верный муж, сэр. Женевьеве очень повезло, что она встретила человека, который любит ее так преданно и безоговорочно.
– Безоговорочно? К чему, черт возьми, вы клоните, доктор?
– О боже мой. Абсолютно ни к чему, сэр. Мне жаль, что я… Это были, как я уже говорил, очень трудные роды. Некоторое время казалось, что ни Женевьева, ни ее мать не оправятся. – Он затушил красный уголек тлеющей сигары, а затем аккуратно завернул окурок в носовой платок и положил в нагрудный карман.
Роберт почувствовал, что доктор готов отступить, и, стремясь во что бы то ни стало приоткрыть завесу над тайной, коснулся его руки.
– Нет, простите, доктор. Вы помогли Женевьеве войти в этот мир. Вы знаете девочку всю ее жизнь. Это естественно, вы должны говорить о ней в дружеском, свободном тоне. – Затем добавил: – Вы знаете, она очень уважает вас и высоко ценит ваши заслуги.
– Это правда?
– О да. Это совершенно очевидно. Ведь, в конце концов, вы были с этой семьей и в плохие и в хорошие времена, так?
– Ну, думаю, я…
– Тогда выдалось трудное время, правда? Несколько лет назад, когда Женевьева была ребенком?
Доктор Петерс выглядел смущенным.
– Я должен вернуться в дом.
Но Роберт не собирался сдаваться.
– Вас часто приглашали к ней в то время?
– Я не уверен, что понимаю, о чем вы спрашиваете. – Он отвел глаза в сторону. Роберт хорошо знал, что это значит, – когда человек не может смотреть тебе в глаза…
– Думаю, вы все прекрасно знаете.
– Ну что ж. – Доктор слегка расслабил тугой галстук. – Тогда, надеюсь, вас удовлетворит мой ответ, я не могу это обсуждать. Не обижайтесь. – Он встал со скамейки и уже собрался уходить, но Роберт быстро погасил сигару и ринулся следом за ним.
– Да. – Он изо всех сил пытался найти тему, которая заставит доктора Петерса разговориться. – Неожиданная смерть, правда? Даже не верится?
– Абсолютно. Это ужасный удар для всех нас. Она отличалась крепким здоровьем и ни на что не жаловалась. Конечно, у нее случались мигрени и бессонница, но все это вполне типично для женщины ее возраста со слабыми нервами. Но ничего серьезного. По крайней мере, не было и намека на проблемы с сердцем.
– Как я понял, ее нашли здесь. – Роберт указал на розы. Почти неприличное для столь печального момента буйство жизни и ярких красок.
– Да, это так. Похоже, она срезала несколько бутонов для дома… очень любила свой розарий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102