Вечерело, становилось холодно, она плотнее укутала шею в лисье боа, чувствуя стыд и молясь про себя, чтобы никто не наблюдал за ней из какого-нибудь скрытого занавеской окна в одном из соседних зданий. Потом прошлась еще, гадая, когда же Закари, наконец, заметит ее.
Женевьева ходила и ходила перед окном, спокойно считая про себя, постукивая каблуками по железной решетке, издавая резкий звенящий звук, такой, чтобы мастер мог услышать его из своей комнаты. Все, что угодно, лишь бы заставить его выглянуть в окно.
Она думала о Роберте, который уже наверняка вернулся домой со своего ужина и удивлялся, куда она пропала, а возможно, муж уже отчаялся ее дождаться и отправился спать. Затем ее мысли занял отец. В последнем письме мать написала, что ему нездоровится. У него разыгрался жесточайший бронхит, он почти три недели провел в постели. Мать, очевидно, надеялась, что дочь приедет навестить родителей, но при одной мысли о молчаливом доме и его несчастных обитателях ее начинала бить дрожь. Вполне возможно, это всего лишь уловка, чтобы заманить ее домой. Это так похоже на мать. Если бы отец действительно серьезно заболел, кто-нибудь позвонил бы, скорее всего, вечный ангел-хранитель их семьи, доктор Петерс. Леди Тикстед вела себя очень странно в том, что касалось недомогания отца, и исписала целую страницу, беспричинно беспокоясь о здоровье самой Женевьевы. Это волнение приводило ее в ярость, она ясно слышала ноющий голос матери, видела ее скрещенные руки. «Со мной все в порядке, – написала она в ответном письме. – Со мной ничего не произошло. – А затем: – Передайте папе, что я его очень люблю. Надеюсь, он скоро поправится».
Кто-то слегка толкнул ее в спину, Женевьева ощутила чье-то горячее дыхание. Она подпрыгнула от испуга, представив на мгновение, что это Гай Монтерей наставил на нее свой пистолет, но, резко обернувшись, увидела Паоло Закари, который стоял рядом со скрещенными на груди руками и с улыбкой разглядывал ее.
– Вы любите в одиночестве бродить по улицам?
– Я пришла сюда, чтобы поговорить с, вами, месье Закари.
– Но магазин закрыт, мадам.
– Все-таки вы только что вышли оттуда.
– Я пытался работать, – улыбнулся он, – но снаружи доносились ужасный дребезжащий шум, цоканье каблуков, и парочка ужасных рептилий бесконечно крутилась у меня перед глазами. Они не дали мне сосредоточиться на работе, понимаете?
Она кивнула с сочувствующим видом:
– А то кафе с зелеными стенами еще открыто? Мне бы хотелось выпить вместе с вами.
Смутная улыбка едва тронула его губы, ей показалось, что она вдруг снова увидела забавную веснушку у него на шее, несмотря на сгустившуюся вокруг темноту.
– Вы пытаетесь соблазнить меня, миссис Шелби Кинг? Женевьева поморщилась:
– Я размышляла над нашим последним разговором. Я хочу рассказать вам, почему туфли на самом деле так важны для меня.
9
Шла весна 1913 года. Сиятельная Женевьева Сэмюэл девяти лет от роду проводила день в Лондоне вместе со своей матерью. Они отправились в «Хэрродс», где мамочка сделала свою окончательную примерку наряда для приема по случаю ее предстоящего дня рождения.
– Что скажешь, дорогая? – Леди Тикстед появилась из-за занавески и теперь стояла перед зеркалом в платье с кринолином из аквамаринового и золотого шифона, усыпанного радужными блестками.
– Оно прекрасно.
– А как насчет этого? – Леди приподняла подол платья, демонстрируя изящные атласные бальные туфли аквамаринового оттенка.
– Великолепно!
– Пройдитесь, чтобы я смогла рассмотреть вас, – приказала ассистентка с суровым лицом. В ответ мать Женевьевы принялась вальсировать, кружась по примерочной, ее усыпанное блестками шифоновое платье мерцало и переливалось, отражая блики света, так что Женевьеве казалось, будто она смотрит на струящийся водный поток. Время от времени взгляду открывались божественные атласные туфли…
– Какой стыд, что папа так отвратительно танцует, – заметила Женевьева в отделе детской одежды.
– Женевьева!
– Прости. Я прос…
Но леди Тикстед уже мчалась вперед.
– Ну а теперь, дорогая… – заявила она, – ты была так терпелива сегодня утром, что заслужила подарок. Что ты скажешь об этом?
Она выбрала пару туфель Мери Джейн с ближайшей полки. Это были черные лакированные туфли, блестящие, словно отполированные зеркала.
– Они замечательные!
Было что-то особенное в том, как измеряли твои ступни, взрослый человек склонялся и почти вставал на колени перед тобой. Рулетка холодила ступни Женевьевы, и ей хотелось пошевелить пальцами и отодвинуться в сторону. Но это было приятно. Седовласая леди сообщила, что ее нога выросла до полного размера. Не наполовину, а до полного размера.
– Пройдитесь, чтобы я посмотрела. – Ассистентка снова поднялась в полный рост. – Как вы себя в них чувствуете?
В новых туфлях ощущалась особенная, безупречная жесткость. Они слегка жали, но это было даже приятно. Женевьева разглядывала свои ноги, поворачивала их то так, то эдак. Они выглядели как ноги настоящей взрослой женщины. Девочка взглянула на себя в зеркало и подумала, что ей совсем недалеко до настоящей леди. Однажды она станет такой же, как ее мать, и будет вальсировать в легком, струящемся шифоновом платье. Станет такой же прекрасной, как мама, только куда более счастливой…
– Ну как тебе, мамочка? – Она резко обернулась, чтобы увидеть, какое впечатление произвела на леди Тикстед.
Но мама не смотрела на нее, она разговаривала с каким-то мужчиной.
– Мамочка? – позвала она снова, на этот раз громче.
– О, они очень милы, дорогая. – Леди Тикстед выглядела взволнованной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102