- Экипаж! Матросы! - визгливо прозвучал от входа в отделение чей-то голос. В следующий миг Саня неведомыми силами оказался в Кают-компании, уже заполеннном дюжиной парней в черных бушлатах и бескозырках. Они долго не рассуждали - сорвали поясные ремни, намотали на руку и тяжелыми флотскими бляхами принялись раздавать удары направо и налево. Без всякого разбора. Самый рослый из них вошел в ярость и сокрышал любого ООСовца с одного удара бляхи по голове. При этом гигант орал.
- Симулянты поганые! Сволочь! Не хотите родине служить?! Ну, я вам сейчас покажу, дезертирам!
И показал! Чекалин получил удар ремнем по черепу, грохнулся затылком об пол и затих. Зиновича приподняли в четыре руки, подкинули и уронили, после чего навалились на него так, что богатырь ООС припечатался к полу неподвижно. Саня ринулся, согнувшись на матроса, его ударили сзади по затылку и он зарялся носом в пол. Но снова вскочил и бросился, теряя остатки разума, на громадного, как слон, матроса.
Эпизод 8
Очень болел бок. Саня застонал и перевернулся на спину. Над головой горели синие лампочки. В Большом кубрике было тихо, из Кают-компании доносились приглушенные голоса. Саня попытался присмотрется и обнаружил, что половины людей в кубрике нет, наверное, их увели куда-то.
Он привстал и увидел, что вся простынь под ним залита кровью, кальсоны тоже липкие и красные. Голова у него закружилась. Он попытался спустить ноги но пол. Руки его неожиданно наткнулись на какой-то твердый предмет под одеялом. Он уцепился за него и увидел, что держит в руках длинный и тонкий нож для нарезки хлеба. Он тупо смотрел на клинок с красными потеками крови, пока над ним не прозвучал голос Петровича.
- Так это твоя работа?! Стой и не двигайся, я все видел! Кранты тебе, орелик! Теперь уж кранты настоящие!
- Кто ты такой, адмирал? - Саня не узнал санитара.
Как ему сказали потом, он почти неделю никакого не узнавал, а всех называл почему-то "адмиралами".
Громадного матроса из флотского экипажа, который лежали в Кают-компании с перерезанной глоткой, Саня не видел никогда. И только через месяц мог хоть что-то вспомнить о последнем дне своего пребывания в стенах ООС.
Заключение.
Теперь Саня Говоров в Риге, в гражданской больнице. Что-то ещё путается в голове. Писать про все, что было, надоело. Наверное, много что напутал, но сам ничего того, чего бы не было, придумать не мог. Всё было как страшный сон и больше не охота вспоминать.
Г.В.Нестеров.
январь 1991 г.
глава 7. Сорок минут до Москвы.
Гриша закрыл красную папку и с натугой вернулся в сегодняшний день. Его сердце стучало гулко и напряженно, словно он снова ещё был в Большом Кубрике. Всё так и было! Но всего, что он прочитал - сам Гриша просто и написать не мог! Основа - была его. Но Марк Семенович был прав, когда сказал: "Кто-то тебе, Гриша, очень крепко помог написать это творение. У тебя был профессиональный соавтор". Кто-то, вместо Гриши, - изрядно приукрасил события, напридумывал лишнего... Заваров был звероват, но не настолько. Никакого наказания в виде бокала мочи или собственного кала тоже не существовало. Была пара эстонцев, но не было такого - "Саар". Майор Смирницкий устраивал охоту на тех, кто лежал на "хитрой койке". А что касалось главстаршины Петракова, то Гриша никогда и не подозревал, что он столь безбрежно любил женщин и именно на них свихнулся. "Тапочки" - были. "Холодные" и "горячие" - очень болезненные. Концерты - были. Присуждение званий "заслуженного и народного артистов ООС" проводилось. Короче сказать, ООС - был при своем уставе и своей жесткой жизни, с драками, забастовками. Флотский экипаж вызывали. Так что, в целом, это получалась правда, но какая-то слишком яркая, что ли... Все действующие лица словно живые стояли перед Гришиными глазами. И в первую очеред он сам - "Саня Говоров." Почему он придумал себе такое имя, теперь вспомнить не мог, опять же кто-то подсказал. Наверное тот врач Арвид Зирниньш.
Поезд все так же стучал колесами, а в купе появилась тихая молодая женщина с ещё более тихим ребенком, который спал у неё на руках. Когда они вошли, Гриша не приметил.
- Скоро Москва. - осторожно уыбнулась женщина.
- Да. - ответил он и засунул красную папку в сумку, подумав, что последняя глава там не дописана, хотя отношения к ООС в Балтийске она уже не имела никакого. Когда в Риге, в тамошней психушке, он закончил писать карандашом "Синий Свет" и отдал его молодому врачу Арвиду Зирниньшу, тот пришел утром следующего дня, взволнованный и напряженный. Он зазвал Гришу в свой кабинет, плотно прикрыл дверь и спросил.
- Нестеров, ты знаешь что написал?
- Что было. - ответил он. - Про тот армейский сумасшедший дом.
- Да ты не про желтый дом написал! - непривычно загорячился латыш. Это же срез всего нашего общества! Картина жизни страны! Это очень опасный документ, Нестеров, ты понимаешь?
- Да ну! Это записки сумасшедшего. - улыбнулся Гриша.
- Ты не сумасшедший. - Зирниньш вдруг осекся, произнес очень тихо. Знаешь, что сделаем? Я попробую передать твои записи за границу! Исправим грамматику, сделаем копии и...
- Зачем?
- За границу, чтобы их издали! Фамилию твою не укажем, а кем ты себя назвал в этой работе, понять нельзя. Может ты - этот бандит Заваров! Или Фридман. Ты большую правду написал! Особенно про национальное унижения в стране порабощенных народов! Как они там эстонца унижали, литовца этого оскорбляли, грузина и остальных!
- Мы сами себя унижали. - засомневался Гриша. - Сами же русские, а нации там были не при чем.
- Все одно! Мы все арестанты в этой стране! Страна рабов, Нестеров. И ты это сильно написал. Главное - кормили сытно, как свиней в хлеву, и больше ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145