Вылечи меня, если это ты.
И понял, что эти слова заготовил давным-давно.
"Я уже засыпала, - то ли радостно, то ли сонно сказала она.
Ему сделалось тепло от её голоса, он шагнул, сел и ткнулся лицом в шершавое одеяло, прикрывавшее её ноги. Он почувствовал себя здоровым и свободным. Она сочувственно и осторожно погладила его по голове. Он улыбался и, подняв голову, пытался разглядеть её глаза. Они были темны, и ему казалось, что по её губам скользит властная улыбка.
Но ему было все равно. Спасение! И он даже был рад и не обижен, когда она сказала "Рано", и у них в этот раз ничего не было. Он совсем не настаивал. Радость освобождения от ночного ужаса заменила ему все земные наслаждения. От её прикосновений он сделался ребенком. Он благодарно доверился её уму, её сочувствию и пониманию.
И когда это наконец случилось, он уже безо всякого удивления познал, что Татьяна, спокойная и медлительная, не лишена женских волнений, что ничуть не поубавило признательности к ней.
Никто бы не нашел в ней особой перемены, она не вызывала в нем обязательств, наоборот, - поведала, что по натуре одиночка, и заботы о муже не для нее. "От меня любой сбежит". И Кузьма молча соглашался. Он полностью полагался на нее. Верил. И потом, она всячески давала понять, что это временное явление, и что для неё желаннее аскетизм.
Ленька был занят рукописью, но иногда заходил, заглядывал в глаза.
- Смотри, - сказал он как-то наедине, - как бы чего не вышло.
- Ты же знаешь её, - отвечал Кузьма.
- Да, - задумывался Строев, - она совсем не похожа на других.
Но и он ошибся.
Нельзя сказать, что у неё был какой-то план. Все дело в том, что если женщина и имеет идеалы, стремится к ним, живет аскетом, тем не менее в глубине её плоти спит женщина. Приходит день, она начинает незаметно для себя стремиться с помощью этих же аскетических идеалов к тому, что заказала ей природа. Факт, которым пренебрегают романтики.
Их близость постепенно вошла в норму. Но он был свободен, она также. Он узнавал о ней все больше и больше. Он понимал, что откуда берется. Он нырнул и пил, думая, что не выпьет.
И вот однажды он вздрогнул. Это случилось, когда он мимоходом заметил, что в коридоре что-то серьезное с проводкой, не работает звонок, краны текут, и с каждым днем что-нибудь ломается, и она вполне легко и как-то невзначай ответила, что вот, мол, нет мужских рук. Он и вздрогнул. Им обоим было все равно, что сломано, а что нет. Квартира чужая, за неё и так приходится переплачивать, инструментов нет, скоро съезжать. Но ведь зачем-то была произнесена эта губительная фраза про мужские руки. Она увидела его глаза, тут же опомнилась, покраснела и заверила, что это не повторится. Она знала, что он ценил её за стремление, за взлет над бренным.
И он постарался забыть этот случай. Скоро он узнал, опять без прежнего интереса, кто стоял за ней, он сам подобрался к нему, в пух и прах разбив её восточное мировоззрение. Вся эта агни-йогистика была для её учителя средней школы (сорокалетнего, кстати) и для неё - уходом, самогипнозом. И ему стало скучно. Он добрался до дна. И тогда понял, что любовь - это постоянная непознанность, это бездонность. Но где её взять, если в головах обыкновенные таблицы умножения или телевизоры с антеннами извне? Потом он как-то болезненно начал замечать, что она стала стремиться ему угодить, не доказывает, не спорит, обходится бережно и заботливо. И пусть бы. Это ведь так прекрасно. Но вот - о, разочарование, ты отвратительно! - как-то незаметно и невзначай исчезла в разговорах синхронность и торжественность, она теперь только слушала. И он понял, что этот механизм отключился в ней за ненадобностью.
Во имя же былых устремлений он решил порвать немедленно. Она согласилась, но в глазах её он увидел тоску. И тогда он осмелился впустить в сознание давние подозрения о её вполне обычных способах борьбы с женщиной, когда они не были знакомы. И Кузьма познал маленький закон: женщины абсолютно всегда хотят предстать чище, чем на самом деле, в отличие от мужчин, которые иногда рады показаться падшими и грязными, зная, что их за это кто-нибудь да пожалеет. И с тех пор Кузьма завел трубку.
Эта история была сложна и многотомна, но она окончилась без трагедий. Татьяна при расставании обещала достичь вершин. Она корила только себя. Она хотела начать взлет заново. Но ему теперь было неинтересно. Его мозг жаждал новых источников. Кузьма вновь поплыл по поверхности.
И все же он совершил свою главную ошибку. Теперь он к ней бесстрастен и не считает, что Татьяна обманула заведомо. Она попросту выполняла свою природную программу. Она позвонила ему через полмесяца и попросила зайти по делу. Он сострадал и зашел, у них случилось то, что ей и было необходимо: она хотела, чтобы это был он и никто другой. Ее право. Ведь рано или поздно у неё это все равно бы случилось.
Так он стал отцом поневоле, и, не будучи варваром, заставил её расписаться, чтобы тут же развестись.
К ней у него осталась жалость, она была безмерна, как сама жизнь, она усиливалась тем печальным обстоятельством, что после рождения сына Татьяна вновь устремилась к вершинам восточного видения.
И поныне скорбит Бенедиктыч. И поныне он в неведении: а может быть все-таки есть та, что исходит из другого, в ком жизнь плоти сходится на вершине пирамиды - сознания? Он окутывается сизыми клубами дыма и знает, что женщина может ухватить любую по глубине идею, "подпоет", разовьет. Диву будешь даваться: откуда в ней столько ума, понимания, такта, чутья, тонкости? Так в поисках спутника жизни вместе с ней плетет коварные сети "матушка-природа". И если вы тракторист, она с упоением будет слушать о поршнях и солярке, вникать в таинства тормозной системы, если вы летчик, то ещё с большим восторгом восхитится небом и скоростью, героизмом и мужеством, если вы сторож, то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19