— Ты, говорят, немецкий язык изучаешь? — спросил Петерс.
— Только начал. Не хватает времени.
— Пойдешь на новую работу. Здесь же, в ВЧК. На более сложную. И иностранным языком заниматься будешь всерьез. Сначала немецким, а там посмотрим. Согласен?
— Согласен.
— Ну и отлично. Ты похудел, Мартынов! Устал?
— Ничего, товарищ Петерс.
— Дело у тебя впереди трудное. Немного отдохни. Даю тебе неделю. Можешь съездить к родителям.
Утром Андрей уехал. Поезд, — состоявший наполовину из товарных и наполовину из пассажирских вагонов, тащился до Иваново-Вознесенска около суток — особенно медленно ехали до Александрова, пропускали воинские поезда.
Мартынов ехал в «телячьем» вагоне, с наспех сколоченными нарами из необструганных тесин.
Соседом оказался молодой человек, такого же примерно возраста, хорошо одетый, с небольшим, очень красивым ярко-желтым кожаным чемоданом. Он говорил по-русски, но как-то странно, твердо выговаривая слова.
— Наш Рижский политехнический институт перевели в ваш город. Студентам объявили: кто желает, может продолжать образование, а кто не желает, может получить документы в Москве, там есть отделение канцелярии. Я сначала пожелал продолжать образование, и мои документы увезли в Иваново-Вознесенск. А теперь я не пожелал, и мне надо обратно получать мои документы…
— Почему же вы не пожелали?
— У меня свои соображения.
За сутки успели поспать и поговорить, поделились едой. В Юрьеве-Польеком Андрей разжился кипятком.
— Надолго в Иваново-Вознесенск? — спросил Мартынов.
— Думаю, дня на два.
— Где жить будешь?
— Остановлюсь в гостинице.
Андрей засмеялся:
— Это тебе не Рига. У нас две маленькие гостиницы, вряд ли получишь номер. Ничего, не горюй. У моих найдется и для тебя место.
Какое это было счастье — видеть мать, Петьку и Наташу. Впрочем, Петьку никто уже так не называл: помощника командира 2-й Советской роты называли почтительно — товарищ помкомроты Мартынов.
И Наташа школьные каникулы проводила за делом — работала на первой, только что открытой детской площадке в доме фабриканта Виткова на Советской улице.
— К нам на открытие Фрунзе приезжал, — похвасталась Наташа. — А я твердо решила: буду учительницей, как наша Антонида Николаевна.
Мать работала в фабкоме на Дербеневской фабрике. У нее были свои новости.
— Вчера начали учет всех тканей. По новому декрету теперь все ткани — народная собственность…
Попутчик пришел поздно, молча поужинал, поблагодарил. Мать устроила ему постель в сарайчике, где ночевал обычно Петр, когда случалось ему спать дома.
Утром Андрей пошел к Фрунзе. Побеседовать спокойно не удалось, то и дело звонил телефон. Фрунзе брал трубку, произносил: «Извини», — и начинался деловой разговор.
— А вы припишите — виновные в неисполнении постановления заплатят в десятикратном размере. Да, да, в десять раз больше. Вот и все!
Фрунзе объяснил Андрею:
— Фонд создаем для помощи беднейшему населению: солдаткам, семьям военнопленных, безработным. Обложили всех торговцев по два процента с оборота, а всех фабрикантов — по рублю с каждого работающего. И сказали — только из личных средств, а они упираются…
Во время одного телефонного разговора Фрунзе рассмеялся:
— Не может быть! Неужели я? Сегодня? А мне показалось, что сегодня читает Воронский. Извини, скоро прибуду.
Понимаешь, Андрюша, перепутал. Курсы мы открыли для общественных работников, я думал, моя лекция завтра, а оказывается, сегодня. Надо идти.
Из кабинета вышли вместе. В передней секретарь подал трубку:
— Вас, Михаил Васильевич.
Андрей услышал, как Фрунзе сказал:
— Окружной военный комиссар у телефона…
Так Андрей узнал, что у Фрунзе прибавилась еще одна должность — военного комиссара Ярославского округа. В этот день штаб округа из разбитого, сгоревшего Ярославля перебирался в Иваново-Вознесенск.
На площадке широкой мраморной лестницы губкома Андрей увидел своего попутчика. Тот разговаривал с Дмитрием Андреевичем Фурмановым. Мартынов услышал только последние слова Дмитрия Андреевича:
— Не думаю. Вы для здешних товарищей человек абсолютно неизвестный. Здесь вас в партию вряд ли сразу запишут.
Попутчик, твердо выговаривая каждое слово, ответил:
— Пожалуй, вы действительно правы, товарищ Фурманов. До свидания. Извините за беспокойство.
Дни пролетали, пора было в Москву. Ехали снова вместе. На Ярославском вокзале попутчик поблагодарил за приют и осведомился, по какому адресу при необходимости можно писать. Андрей сказал домашний адрес.
— Простите, я не знаю вашей фамилии.
— Мартынов. И вы меня извините, я знаю — вас зовут Альфред, а фамилия?
— Розенберг, — с поклоном ответил попутчик и повторил: — Альфред Розенберг. Еще раз благодарю! Счастливо оставаться…

Из воспоминаний Андрея Михайловича Мартынова
Рейхсминистра восточных провинций, светилу германского национал-социализма, автора книги «Миф XX века» Альфреда Розенберга я видел последний раз, когда он принимал делегацию КОНРа во главе с Власовым. Розенберг после свидания Власова с Гиммлером, Риббентропом и Геббельсом сменил гнев на милость. Во всяком случае, он старался быть любезным, хотя иногда в его глазах вспыхивала злоба.
Он был встревожен, даже расстроен — шел апрель 1945 года. Советские армии подступали к Берлину…

***
У Ярославского вокзала стояла толпа людей. Пассажирские поезда ни в Рыбинск, ни в Ярославль пока еще не ходили.
Андрей подумал: «Как там, в Ярославле, как там Анфим Иванович? Хорошо, что я в Москве! Сейчас увижу мою родную…»
Андрей зашагал к дому.
И вдруг до него донеслись слова, страшный, невероятный смысл которых он постиг сразу, как молнию, как выстрел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168