За Сергеем Пуховым поехал Мальгин, прихватил с собой милиционера.
Постучал негромко, осторожно. Пухова спросила:
— Это ты, Сережа? Мальгин вежливо ответил:
— Извините, Лидия Николаевна. Мы из ВЧК. Открылась дверь. Увидев незнакомых людей, Пухова испуганно сказала:
— Что случилось? Александр Александрович?
— Профессор здоров, Лидия Николаевна, и, по всей вероятности, на этой неделе приедет. Мы к Сергею Александровичу. Но его, видно, нет. Не скажете, где он?
Немного успокоившаяся Пухова спросила:
— Он вам очень нужен?
— Очень.
— Он, наверное, во второй квартире, у Денежкиных, — деликатно сказала Лидия Николаевна и повторила: — У Денежкиных. У нашего коменданта…
— Сереженька! Миленький…
— Подожди, стучат… Слышишь?
— Золотой мой, это не к нам.
— Ты послушай! Опять, наверное, твой милиционер. Спровадь.
— Ты лежи, миленький, лежи. Я мигом… И вдруг:
— Гражданин Пухов? Сергей Александрович?
— Я. В чем дело?
— Одевайтесь. Ознакомьтесь с ордером на арест…
У Сергея до противности дрожат руки.
— Ваш пиджак, гражданин Пухов?
— Мой.
— Шарфик забыли, гражданин Пухов.
— Это не мой… — И попытался казаться остроумным, храбрым: — Вы мне свой галстучек накинете? Милиционер парировал злой намек:
— В ВЧК, гражданин Пухов, не вешают. В случае необходимости расстреливают.
Мальгин строго глянул на милиционера, тот замолчал.
— Готовы, гражданин Пухов? Можете следовать?
— Вполне.
— Пошли.
Анна Федоровна, не выдержав, бросилась к нему:
— Сереженька! Сергей Александрович…
Пухов даже не обернулся, вышел на лестничную площадку. Его сразил крик:
— Сережа!
На лестнице, вцепившись в перила, стояла мать. Приехав с Шатуры и узнав от жены об аресте сына, профессор начал было крутить ручку телефона, потом махнул рукой.
— Обыск был?
— Нет. Увели, и, все.
Александр Александрович, не раздеваясь, вошел в комнату сына, открыл ящик письменного стола и сразу увидел револьвер.
— Саша! Что ты делаешь?
— Надо выкинуть. Впрочем, не надо.
Профессор перелистывал записную книжку сына.
— Александр, — сухо сказала Лидия Николаевна, — даже ЧК не делала обыск!
— Я хочу понять, кто мой сын? Я предполагал всякое, но не это. Посмотри, — он подал жене программу «Союза защиты родины и свободы». — Наш сын полез в заговорщики… Без меня к нему никто не приходил?
— Саша, я не привыкла к такому тону. Ты совсем стал другим.
— Обо мне поговорим после. Сейчас надо спасать Сергея, если это вообще возможно. Кто приходил?
— Кияткин.
— Я так и думал!
Зазвенел телефон. Лидия Николаевна схватила трубку.
— Это тебя. Из ВЧК.
— Хорошо, подожду, — сказал в трубку Пухов, снял шапку, расстегнул шубу и глубоко вздохнул. — Я слушаю вас, Феликс Эдмундович. Только что приехал… Знаю. Нет, по этому неожиданному и, разумеется, печальному для меня поводу я ничего сказать не могу… Когда увидимся? Когда вам будет угодно. Много интересного. По телефону всего не расскажешь.
Лидия Николаевна умоляюще смотрела на мужа, жестами просила передать ей трубку.
— До свидания. Одну минуточку, с вами хочет поговорить жена…
Лидия Николаевна благодарно кивнула мужу.
— Здравствуйте, Феликс Эдмундович. Вы догадываетесь, конечно, что меня так тревожит… Но нет же правил без исключения!.. Извините.
Лидия Николаевна повесила трубку, губы посинели, дрожали.
Александр Александрович поспешна накапал в рюмку сердечных капель. Лидия Николаевна покорно выпила, заплакала.
— Знаешь, что он сказал, твой Дзержинский? «К сожалению, пока идет следствие, ничего утешительного сообщить не могу». И этот человек бывал в нашем доме! До чего же они все жестокие!
Профессор, так и не раздевшись, долго лежал на диване. Потом молча поднялся.
— Я скоро вернусь.
Лидия Николаевна подумала, что муж пошел к Дзержинскому, и впервые за эти дни к ней пришли успокоение и надежда: авось беда пройдет мимо и Сергея отпустят.
Профессор вернулся быстро. Лидия Николаевна со страхом смотрела, как Александр Александрович молча пытался повесить пальто и не находил крючка.
— Что он тебе сказал? — спросила Лидия Николаевна.
— Его нет. Уехал!.. Уехал в свои Штаты…
— Я ничего не понимаю, Саша… В какие штаты уехал Дзержинский?
— При чем тут Дзержинский! Я ходил к Кияткину. Я хотел сказать этому подлому человеку!.. Извини, Лида… Извини…
На следующее утро Анна Федоровна Денежкина остановила профессора, зло выкрикнула:
— Хвасталися — с Дзержинским знакомы!
И заплакала.

Не хлебом единым
На первый взгляд могло казаться, что все усилия людей в Советской России весной 1918 года направлены только на войну, борьбу с контрреволюцией, разрухой, голодом. Правда, эти четыре фронта отнимали много сил, но были еще и другие дела, которыми занимались граждане молодой республики.
Говорят, новый дом легче строить на пустом месте, нежели перестраивать старое, развалившееся здание. Социализм на пустом месте построить нельзя, а перестраивать надо было многое.
И многое из того, что предстояло выполнить, надо было делать впервые.
Несмотря на недостаток хлеба, обуви, одежды, топлива, люди в Советской России, за исключением тех, у кого революция отняла богатство, почет, право командовать другими, были веселы, оживленны. И, как это ни странно, все театры, концертные залы всегда были заполнены до отказа; люди хотели учиться и уже учились, даже в самых глухих деревнях при свете лучины впервые писали палочки и приступали к буквам. Хотели учиться и дети иваново-вознесенских рабочих.
Михаилу Фрунзе рассказали, что в Москве находится имущество, лабораторное оборудование и библиотека Рижского политехнического института, эвакуированного в Москву в 1915 году, когда Риге грозило вторжение германских войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168