плюнул, спросил саркастически:
— Ну-ну! Может, вам кое-что показать? Во всей ее первозданной красе, душеприказчики некомпетентные!..
И услышал голос; спокойный голос научно-методического деятеля:
— Мебель зачем ломать? Нехорошо.
— Ты где? — Я закружился на месте. — Покажи-ка рыль свою конспиративную!
— Ну, здесь я, здесь, — услышал голос и увидел, как из ниоткуда появляется нарумяненный современный вождик с бородавками на лбу. Лицо его было мне знакомым — он любил красоваться на голубом, тьфу, экране телевизора и нести несусветную ахинею о свободе, равенстве и социалистическом православии. Общим выражением он походил на мешковатого бригадира механизаторов, без ума вспахивающих весеннюю зябь.
— Как там зябь? — проговорился я.
— Что-о-о?
— Зябь душ народных, — нашелся я. — Где всходы, товарищ вождь?
— Какие могут быть всходы, если все время заморозки, — буркнул тот и сел за стол. — Ну-с, я вас слушаю?
— Это я вас слушаю, — разозлился. — Я вышел выпить хлорированной водицы, а угодил к вам на прием.
— Значит, именно этого ты и хотел, — сдержанно улыбнулся, раздвигая лицевые мускулы, как кукла.
— Пить я хочу. Воды можно?
— Стакан воды! — И щелкнул пальцами, точно фокусник в цирке-шапито.
Из ниоткуда возник стакан с газированной жидкостью — я цапнул его и залил волшебную влагу в горячий организм.
— Уф, спасибо! — потянулся от удовольствия. — Теперь можно и пожить.
— А как вы сейчас живете, — тотчас же оживился Вождь, — при антинародном режиме?
— Хуево, — признался я, — но с энтузиазмом.
— То есть? — нахмурил псевдоленинский лоб.
— В принципе — живу как хочу. И делаю то, что хочу. Свобода, мать ее так!
— Слышу нотки недовольства, — подобрался мой собеседник.
— Верно, — согласился я. — Что вы, что они — одним миром мазаны.
— «Они» — это кто?
— Это «вы», но называют себя демократами.
— Не сметь! — ударил ладонью по столу. — Не сметь грязными лапами трогать наше святое движение.
— Руки у меня чистые, — продемонстрировал ладони. — А если вы так радеете за народ, дайте миллион долларов на фильм. На хороший патриотический фильм. Народный фильм.
— Миллион долларов, а не мало? — перекосился от возмущения партийный деятель.
— Мне хватит, — решил не обращать внимания на чужие чувства. Болтать все мы мастаки, а вот дело делать…
— Мы делаем дела…
— Дела? — передернул плечом. — Что-то их не видно. Вы, как всегда, сами по себе, а народец сам по себе.
— Молчать, — насупился, — враг народа.
— Во-во, знакомая песня: слова — ГБ, музыка — партии большевиков.
— Да я тебя в бараний рог за такие слова!
— А-а-а, — отмахнулся. — Кончилась ваша власть, товарищ с бородавками. Вы вечно второй при власти. А скоро и эта власть-сласть кончится, это уж я вам гарантирую…
— Сволочь антинародная! — зарычал вождик, наливаясь пурпурным цветом гнева. — Мы тебя к стенке!.. Расстрелять!..
— Хуюшки, чмо ты бесталанное! — Был беспечен, развалясь на стуле. — Я бессмертный, потому что герои мои бессмертны.
В гробовой тишине за Т-образным столом сидели военные и ответственные люди ВПК и напряженно молчали. Генерал Мрачев держал трубку у лица свекольного цвета. Все, кроме самодовольно улыбающегося чина НАТО, не понимающего ответственного момента, смотрели на генерала с единым чувством тревоги. Наконец тот бросил трубку:
— Ну что, поздравляю! С экипажем машины боевой! — Плюхнулся в директорское кресло и неожиданно свирепо гаркнул: — Что! Господа-чинодралы! Всех уволю! Всех к чертовой матери! — И спокойно обратился к переводчику: Не переводить про мать. Не будем выносить сор из избы.
— Яа, яа, — проговорил Натовец. — Ызба на курых ножычцках?
Генерал Мрачев крякнул и продолжил:
— Что мне Москве докладывать прикажете? Убежала боевая машина с ее Главным конструктором, лауреатом Ленинских премий, героем войны, социалистического труда, и тремя его боевыми товарищами?
— Невероятно! — казнился директор на стуле. — Мне и в страшном сне… Мой старый друг… Товарищ то есть, по работе… — И приподнялся со стула, как нашкодивший проказник.
Генерал угрюмо глянул на несчастного:
— Садись, Никита Никитович, хотя еще насидимся… вместе… — Все заерзали на стульях, захмыкали. — Какие будут предложения?
— Поймать наглеца, — предложил кто-то.
— Поймать? — удивился директор. И пафосно вскричал: — Да вы знаете, что это за машина? Нет, вы не знаете. Это завтрашний день танкостроения! Это по своим боевым и защитным параметрам…
— День завтрашний, а нам расхлебывать сегодня, — ехидно заметил кто-то.
Лаптев сник, махнул рукой, укоризненно взглянул на все самодовольно улыбающегося Натовца:
— Конверсия, мать ее НАТОвскую так!
Лязгающий танковый монстр, поднимая пылевую завесу, остановился у дома № 34 по улице Минина и Пожарского. Во дворах остервенело лаяли собаки, матерились хозяйки со свежевыстиранным бельем, тихо спали безработные танкостроители. В переспевших яблоках сидели их дети — катали фруктовые мячики.
…Боевые старые друзья молча расходились от Т-34. Минин и Беляев — к воротам, Дымкин — к личному авто, Ухов — к колодцу.
— Милости просим, куркуль! — не выдержал Беляев, крикнув в сторону «Победы», которая пряталась в яблоневых ветвях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122