Потом прошел вдоль забора, раздвигая ночь, как тяжелую занавес, сотканную из безнадежности и мрака... Родина. Всеми преданная. Кто бы из них поверил, что я иду сейчас и говорю нечто патриотическое. Слышны голоса живых сквозь глухо забитые окна. Мертвые просыпаются. Обуваются. Открываются широко текущими толпами, плачущими безмолвно. Эти толпы в слезах влезают на столбы. Чтобы вывинтить лампочки. Большие куски нашей славы парят и витают во мраке.*
* Стихотворение М. Анагностакиса.
... Рев мотора и пляшущий свет мощных фар взорвал неживую тишину ночи. "Шевроле" разудало подкатило к воротам дачи президента "Дельта-банка" и подало сигнал, прозвучавший в первобытном бору, будто возмущенный пук Вселенной. На закрытой территории возникла естественная тревога - захлопали двери, загомонили голоса, наконец прозвучало угрюмое:
- Кто там?
- Курьер. С секретным предписанием! - раскричался мой боевой товарищ как его учили. (Учил я.)
- Чего?
- А то! Дача Берековского, или кого другого березяхи?!
- Ну она.
- Тогда получите правительственную корреспонденцию.
- Чего?
- ..., ... ... ..., ..!.. - более чем доходчиво выразился Сосо Мамиашвили, хотя этому я его не учил.
Оказывается, после таких волшебных и старых, как мир, слов даже в нашей обновленной и просветительской республике отворяются любые запоры. Грюкнули металлические засовы на калитке и появился телохранитель, похожий на задумчивого гориллу Макка, которого служители зоопарка стащили с любимой Микки во время органического их соития, чтобы показать самца любознательному донельзя мэру в кепке. Интеллектом он, секьюрити, конечно, не выделялся, а вот габаритами, прикрывающими калитку...
- Эй, дядя! Получи и распишись, - догадался крикнуть Сосо. - Мне ещё на дачу банкомета Утинского! Это где? Там, что ли?!
Оглянувшись, служака зыкнул какого-то Гришу и медленно направился к авто. Грише не повезло - он неосмотрительно выступил из дачной территории, чтобы тоже, очевидно, принять активное участие в жизни и... жало тига, впившись в сердце, позволило ему спокойно перейти в мир, где нет выматывающей маеты. Я опрятно опустил агонизирующую тушку под кустик - и бесшумной тенью замелькал по дорожке в сторону барского особнячка. Исполнилась мечта Ванька Лопухина, прорвался таки на запретный участок с вишневым садом. С резной воздушной беседкой, где на столе пыхтит самовар-богатырь, где на батистовых кружевах фарфоровые чашечки, из которых пьют чай девочками с кукольными личиками...
Эх-ма, не жизнь - чудное видение.
Чувствовал себя великолепно - возвращалась армейская диверсионная выучка, а вместе с ней уверенность и хмельной кураж. Вперед-вперед, боец войск спецназначения... во славу любимого отечества!
На парадном крылечке курил очередной хранитель тела банковского магната. Смоля сигаретку, засматривался на шум у ворот; ему тоже было интересно жить? Финка бегло проникла в чужую брюшину, точно в тесто. Секьюрити охнул и принялся приседать, как это часто делают голые тетеньки в бане, когда к ним на помывку запускают армейский взвод. Сигарета пыхнула прощальным кометным шлейфиком...
Я услышал: от дачи стартует "Шевроле" и лязгают засовы калитки. Потом раздается удивленный голос гориллы: Гриша-Гриша, где, так-растак, Гриша?
Наш ответ на этот вопрос был несоразмерен и странен: вскинув "Стечкина", я заслал пулю в непроницаемое небо и через мановение оно буквально треснуло обжигающим и ярким огнем.
И огнь пал на землю, и люди пали от него.
Если был ад на земле, он был именно здесь, на этой выхоленной вотчине, территория которой обрабатывалась с четырех точек. Понятно, что такое жизнерадостное вторжение в частную жизнь не осталось незамеченным. Служба безопасности потеряла голову - двое из неё скатывались с лестницы, будто торопились на пожар. Пули остановили торопыг. Лбы - удобная мишень для стрельбы на вскидку. Как говорится, торопись-торопись, да не промахнись. Мимо врат рая.
Под грохот канонады я летал по буржуйским комнатам, освещенным заревом, как ангел во плоти. Но с пистолетом в руках. У одной из закрытых дверей наткнулся на мудака. По ужимкам и бабьим взвизгам он походил на камердинера. Он и был этим самым. Легкий удар в лакейскую челюсть привел в чувство и на мой вопрос, где хозяин, я получил правдивый ответ:
- Тама-с....
Пинком ноги высадил декоративную дверь. Ба! Милый собачий теленок, застывший в бойцовской стойки. Тсс, сказал я и посмотрел в глубину его агатовых и умных глаз, мы одной крови... Этому обхождению с братьями нашими меньшими меня научил собакозаводчик Коробков, он же по совместительству папа моей жены Аи (бывшей второй). Мраморный дог засмущался, мол, прости, кровник, не признал за своего, обстановка хер знает какая, сам понимаешь, и прилег у хозяйской лежанки. По масштабам та была как аэродром имени Дж. Ф. Кеннеди. С зеркалами, бра и шелковистым одеяльцем, под коем трепетал крепко недоумевающий господин Берековский: видно, думал, плешь, что начались народные волнения вкладчиков его банка за свои кровные проценты...
- Привет, дядя Марк, - рявкнул я. - Вот тебе, Маркович, и процент смерти!
- Как? Что?.. - не узнавал. И я знал даже почему. - Во-о-он!.. Кто вы такой?
- Твоя удача, блядь, Берековский!
- Что?.. Я не понимаю?.. Как вы сюда?
Не люблю, когда мне под руку задают вопросы. Скользящий и нежный удар крестьянской ладошки по барской вые заставил моего оппонента угаснуть, как бра под зеркальным потолком.
Взвалив банковскую тушку я трусцой пустился в обратный путь. Дог ковылял рядом. Я усмехнулся: кажется, кровник решил сменить хозяина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151