Раньше я любил смотреть в окно, потом понял, что никаких геополитических изменений в пыльном ландшафте не ожидается, и можно с таким же успехом глазеть в потолок. Или на приятную во всех отношениях случайную попутчицу, мечтая провести с ней охальную ночку на одной полке. Поскольку милая девушка ехала в другом поезде, я, скучая, глянул на дорожный пейзаж. Звездная ночь угадывалась за темнеющем горизонте; я зевнул, решив малость прикорнуть, чтобы через несколько веков в полной боевой выкладке десантироваться на родной местности, как вдруг резкий сигнал встречного товарняка, как разряд электричества... Проклятье!
И, вздрогнув, неожиданно для себя представил, как этот ультразвуковой сигнал бедствия пронзает глушь лесов и топь болот, прожигает спресованно-теплый мусор гигантских свалок с реющими над ними чайками, пробивает бетон кинутых за ненадобностью бомбоубежищ, проникает через французский кирпич одного из элитных дачных теремков, на балконе которого находится Некто в пижаме, любующийся ранней звездной сыпью.
И хорошо было ему, и сладко было, и вечно. И чувствовал он себя Рамзесом-Тутанхамоном-Батыем-Красным Солнышком-Борисом Годуновым-Александром Первыми и Вторым-Владимиром Ильичем - Кабо-Папой римским - Отцом нации - Харизмой народной... Един, зело, и многолик!
Да внезапно - колкий звук впился в уши, буравчиком слиберальничал в державный организм и через мгновение намертво присосался к сердечной, незащищенной телохранителями мышце. Так, должно быть, летучая лепучая вампирная мышка впивается в горло своей жертвы.
И померкли созвездия, и качнулись вековые корабельные сосны, и угасли приятные звуки вечернего, охраняемого невидимыми службами безопасности, пространства. Сжалось сердешко от боли, и печальное озарение снизашло к Некто в пижаме с казенным артикулом Е-10396/ 65, что никакой он не Харизма в проруби вечности, а совсем наоборот, понимаешь, в этой самой проруби. Фекальная, что ни на есть хризантема...
Черт знает что, пожал я плечами, надо же такому казусу померещится? Вот что значит жить на пространстве, пропитанном политическими страстишками да интригами. Не знаешь, какое ещё паскудство удумают кремледумцы, чтобы содрать последние семь шкур с народца. Уж невольно будешь нервничать. А когда в таком нервозном состоянии, то ещё не то померещится. Чур меня, чур!
На этом мое путешествие в купе закончилось - тетки начали вырывать из сумок вареных кур и яйца всмятку. Я почувствовал себя солдатом, оказавшегося на передовой в тот момент, когда началась химическая атака СО и СН.
Проводник Сеня удивился моему бдению в коридоре и пригласил в служебное помещение, забитое суконными одеялами и простынями. Там мы повели душевный разговор о сложном международном положении: НАТО так и прет к нашим границам, так и прет. Чтобы утолить сердечную печаль по этому поводу, мы загрузили организмы родной и светлой. И скоро запели песню о нашем бронепоезде, который стоит на запасном пути.
Нет никаких сомнений, что город-герой Владивосток встретил бы меня энергетическим кризисом, морским бризом, рыбными палочками и дешевыми портовыми девками, отдающихся рачком-с за иены, да я проявил недюжинную волю и не вытянул из сумки три бутылки горькой. Хотя очень хотелось. Нет, твердо решил я, родные дядьки не поймут прибытия столичного гостя с миссией поголовной трезвости. Проводник Сеня меня понял и простил: все правильно, братуха, деревню надо поддержать гуманитарной помощью. Землепашцы - оплот нашей жизни и мира во всем мире. Какое там НАТО, так их e"империалистов, ежели наш мужичок осерчает и хапнет со своего огородика кол с термоядерным зарядом.
- Золотые слова, Сеня, - кричал я вслед уходящему скорому, притормозившему на минутку в местности мне знакомой. Это был городок Бийславск, находящийся в самом центре Нечерноземья. Если искать этот населенный пункт на картах, то не найдешь, но он был и поезда, как уже понятно, делали здесь короткий конвульсивный передых. Перед дальней дорогой к бухте Счастья у самого синего Japan-моря.
Я успел на последний рейсовый автобус. Он был пыльным, старым и дребезжал, битый на проселочных дорогах района. У моих бывших земляков лица были прокоптелые солнечным ветром и утомленные за долгий день; все клевали носом и, как манекены, разом клонились на поворотах. Ночь была теплая, звезды казались фальшивыми, точно на театральных декорациях. А вот запах бензина был натуральным, равно как и запах унавоженного поля, на который я после часовой тряски по ухабах и рытвинам был десантирован.
"Эх, бескрайние края, Русь легенда давняя, вся история твоя войны до восстания...". Много кровушки пролилось на этой суглинистой почве. Может быть, поэтому так плохо прорастает меж костей хлебушек и народец проживает здесь строгий да крепко пьющий. Эх, родина моя малая, чтобы ты была вечной, сказал я в ночное пространство, обдающее меня сладкой горечью полыни и живыми звуками невидимой жизни.
Открыв бутылку, хлебнул за здравие и покой этого подлунного мира и потопал до Лопушкиного Оврага. Семь километров для диверсанта-журналюги с допингом в руках - это не дистанция. Тем более, когда я приустал, то начал орать про ягоду-малину, узелки, одинокую луну, тучи, которые люди, и прочую песенную фуйню-галиматью. Наконец впереди угадалась деревенька с канифольным светом фонарей у колхозного правления. Что-что, а этого понять невозможно, как живут люди в такой невероятной дыре, куда хлебные кирпичи и фраки завозят раз в неделю. И где вместо ванн "джакузи" - деревянные бочки, наполненные дождевой водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151