Прокисший его видок мне не понравился, я ляпнул что-то оптимистическое и сделал несколько шагов...
Неожиданно кресло с высокой спинкой развернулось и я увидел... господина Лиськина. Со своей многообещающей ухмылочкой. Понятно, что я занервничал и рука сама по себе ушла под куртку, чтобы вырвать из-под неё "Стечкин".
- И не думай, Ёхан, как тебя там, Палыч, - проговорил шоу-мен, и я затылком убедился в добром его совете: металл ствола, как говорится, остудит любую бедовую головушку.
Грубые руки громил меня разоружили, вытащили бумажник из куртки, а из карманчика рубахи - страничку, которую я показывал пациенту Лб-66 и которую он разрисовал штрихами и кинули в кресло. Что вселяло надежду, если пристрелят, то только после душевной беседы. Следовательно, я могу себе позволить сказать все, что думаю о предателе господине Могилевском.
Боже, как я раньше ничего не замечал! Эти долгие странные отсутствия, эти ухмылочки, эти эстетствующие ужимки при виде крови... И главное, теперь понятно, что Костьку Славича убрали с его интеллигентной сучьей помощью.
- Мойша - ты труп. Раньше или позже, - сказал я и проговорил речь, основывающуюся на образах, услышанных в раннем сонном лесу, когда господин Берековский костерил своего телохранителя. От себя я ещё припомнил Иуду и тридцать сребреников.
Меня слушали самым внимательным образом, словно пытались узнать дополнительную информацию. Обругиваемый покрылся краской стыда за свое незначительное еврейское прозябание и даже не пытался возражать. Великая сила искусства арго в действии.
Наконец господин Лиськин поморщился и сделал знак громиле. Тот без лишних слов саданул меня по уху и так, что возникло впечатление - рядом в космические мерцающие дали стартовала ракета. Я мужественно перенес встряску, вспомнив отчаянных космонавтов, и всем своим серьезным видом показал, что готов к разговору о проблемах дня. Господин Лиськин, на удивление молчаливый, снова сделал знак рукой, и публика удалилась вон. Вместе с бывшим товарищем, но будущим покойником.
Я, переводя дух, гадал, когда он начал нас сдавать. Если с самого начала, то дела плохи. Но скорее всего его купили на середине, скажем так, нашего тернистого пути.
- Ну-с, как дела? - задали мне оригинальный вопрос.
- Какие дела? - развел я привычно руками. - Делишки.
- А я думал, это ты уже труп, - задумчиво проговорил господин Лиськин. - А ты, как мошкара, зудишь-зудишь, - тронул мочку уха. И внезапно гаркнул. - Раздр-р-ражаешь, зараза!
Такая неуравновешенность характера всегда настораживает: либо гены, либо били палкой в детстве, либо употребление наркотической дури. Подобное поведение надо пресекать на корню, и поэтому я эхом возопил:
- Раздр-р-ражаешь, зараза!..
Это вызвало должный эффект: известный коммерсант на поп-музыкальной ниве заметно дрогнул и поменял маску скучающего арлекина на простака (удивленного).
- Ты чего орешь? - спросил миролюбиво.
- А ты чего орешь? - повторил.
- С кем имеешь дело, знаешь?
Я хотел ответить правду, да решил повременить: всегда успею закончить путь под кладбищенскими березками. И поэтому изобразил на лице нечто подобное на деликатную фразу: "А кто ж вас, засранца, не знает?" Господин Лиськин сделал вид, что удовлетворен моим неопределенным ответом:
- Ну-с, как собираешься жить дальше, порнограф?
- Лучше папарацци.
- Папарацци? Ехан Палыч Лопухин - папарацци? - похмыкал. И, продолжая глядеть на меня немигающими глазами, сказал: - А ты знаешь, срань папараццкая, что из-за тебя, анекдота, мы теряем время... Деньги - ху... ня, а вот - время...
- А можно вопрос? - выступил я, как примерный ученик.
- Ну?
- Гамбургер - ваш человек? Ваш, так сказать, источник?
- И что?
- А то, что это он меня заслал к "Метрополю", хотя должен был в "Националь".
- И что?
- Ничего. Все вопросы к нему. Правда, вы его уже наказали, но это ваши проблемы.
Господин Лиськин помрачнел, сраженный такой доходчивой логикой. Потом многообещающе усмехнулся:
- Все правильно, родной, за исключением одного: этот жидок человек Савелло... Был. Решили надо мной пошутить, суки.
- Это ваши разборки, ребята, - поднял я руки.
- Все, закрыли тему, - потянулся в кресле, щелкнул пальцами, как костяшками домино, и проговорил с брезгливостью. - Меня интересует чаепитие...
- Какое чаепитие?
- Твое, папарацци, с Савелло?
Я задумался: в какой же это мы живем стране, где незначительный ленч на природе вызывает такой нездоровый интерес? Черт знает что происходит? Чайку ужо нельзя хлебнуть на свежем воздухе.
- Ну-с?
- О погоде говорили, - признался. - Хорошие деньки, не так ли?
- Не валяй дурака, Ваня, - притомлено проговорил господин Лиськин. Мы знаем все и даже более того...
Лицом я выразил заинтересованность: "и даже более того", скажите, пожалуйста? Мой собеседник понял, что имеет дело с идиотом, включил видео и на экране телевизора я увидел наше конфиденциальное чаепитие на воздушной веранде.
Проклятье! Я себе не понравился: хлюпал из чашки, утирал сопли рукавом и улыбался, как халдей. С такими манерами да в высшее общество? А если серьезно, то работали невидимые папарацци великолепно: было такое впечатление, что съемка велась из космоса. К тому же зрительный ряд сопровождался звуковым.
- Ну-с?
- Нет слов, - признался я. - Умеем, если хотим.
- Ты о чем, Лопухин?
- О работе папарацци.
- Ааа, - протянул, вытягивая из кармана пиджака короб с папиросами. Как собак недорезанных... вас.
- Без нас было бы скучно, - позволил себе заметить.
- А с вами весело, - с наслаждением затянулся папиросой. - Отстреливал бы через одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151