- Какая там подпись? - спросил Уинстон из офиса по связи с прессой, где он обычно встречался с курирующим шефом.
- Янар Лепп, - ответил дежурный.
- Сейчас буду, - бросил трубку Даггерти. "Хосе Бланко, - думал он, пересекая Потомак и поворачивая направо к Лэнгли. - Шеф только что интересовался им. Сегодня "Эстония" с грузом выходит в Стокгольм. Какое решение предложит наш загнанный в угол "Кондор"? И почему молчит Кохен?" Закрывшись в своем кабинете, он быстро расшифровал депешу Хосе. "Итак, "Кондор" предлагает радикальное решение. В завуалированной форме шеф тоже намекал на нечто подобное. Торпеда, мина, подводная лодка-робот - все это возможно. Но... все это, так сказать, воздействие извне. Без труда обнаруживается при расследовании. И далее размотать весь клубок источников и связей - дело техники для опытных специалистов. И вместо Гонконга, откуда героин отправлен, или Москвы, с благословения и с помощью чьих всесильных мудрецов он беспрепятственно движется к цели, следы приведут прямехонько в округ Колумбию". Вскоре поступила из посольства в Таллине шифровка от Кохена. В ней сообщалось о взрыве "фольксвагена" и о том, что Росс сам вышел на "Синоптика". "Ну и живучи этот русский и эта "Чита", второй раз дядюшку Сэма надувают! - одобрительно хмыкнул Даггерти. Достойных противников он уважал и никогда не недооценивал. - Понятно, на Билла Росс уповает, как на щит, за которым без осложнений доберется до парома. Что же, приводим в действие вариант "Четыре", открытие въездного люка. Сделает это "Кондор". Одним махом распрощаемся и с товаром и с непотопляемыми доселе эстонской легионершей и русским соглядатаем. А Билл и Лесли из любой ситуации вывернутся."
Даггерти посмотрел через окно на тронутые позолотой листья деревьев. Обычно сентябрь в Вашингтоне месяц погожий и Уинстон любил его больше, чем любой другой месяц года. И по богатой зелено-желто-красной палитре, создаваемой природой в парках и на бульварах, и по устойчиво прозрачному, приятно-теплому воздуху, и по осторожно-испуганным рассветам и восторженно-щемящим закатам скучал он и слякотно-простуженной зимой, и пыльно-раскаленным летом. Долго-долго стоял он у окна и чувствовал, как где-то в глубине его сознания зарождаются сладкие и вместе величественные звуки романтической симфонии. Звуки эти ширились, захлестывали всю душу и непрошенные слезы появлялись на глазах. Где-то далеко и высоко над кронами деревьев высился силуэт чьей-то головы. Уинстон вглядывался в него сквозь слезы и постепенно силуэт становился узнаваемым, как узнаваемой становилась и музыка. Любимый дядя Лео дирижировал Филадельфийским симфоническим оркестром, созидая свое гениальное прочтение Пятой симфонии Бетховена. Ее сменяют разрывающие грудь мукой любви тончайшие, нежнейшие, совершеннейшие романсы Чайковского. И вот вместо дяди Лео Уинни видит Мигеля. Его волнующий профиль тает, тает во внезапно нахлынувшем розовом мареве и Даггерти чувствует на щеке теплый луч заходящего солнца.
Наконец, оторвавшись от вдохновенного пейзажа и феерических музыкальных картинок, он садится за стол и собирается написать ответный факс Хосе Бланко. "Разница во времени с Таллином семь часов", - прикидывает он. И пишет: "Борт парома "Эстония", господину Янару Леппу - вручить немедленно. Согласен. Ждем дома. Успешная сдача экзамена обязательна. Антс."
Вызвав дежурного шифровальщика, приказал:
- Зашифруйте и пошлите номеру 154/19 в Мыйзакюла - с указанием передать адресату тотчас же.
Знает ли Уинстон Даггерти основные характеристики парома? Например, что обычно в рейсе на его борту может находиться около двух тысяч человек пассажиров и команды?
Закончив недолгий разговор с шифровальщиком, он берет в руки красочный проспект "Приглашаем на борт незабываемой "Эстонии". Внимательно листает его в последний раз и мягко опускает в корзину для мусора...
Рауль акклиматизировался в Стокгольме легко. Скрупулезно изучив всю литературу по Швеции, данную ему Кан Юаем, он при первой же встрече с Ёне Стромбергом получил подробную наводку о наиболее популярных кафе, ресторанах и злачных местах, которые посещают сотрудники центральных ведомств столицы. В первый вечер он часа полтора проскучал у стойки дорогого бара, где пожилые чопорные дамы и господа были похожи на тех, кого он как-то увидел однажды в закрытом лондонском клубе. И атмосфера была сродни той, замкнуто-английской. Рауль перекочевал оттуда в диско. Там наоборот было все просто и свободно. Но сначала к нему приклеились две толстухи - старшеклассницы, а когда он их довольно неделикатно отшил (кстати, как он это сделал бы и в своей родной Барселоне), его цепко взяла на абордаж среднего возраста смазливая блондинка, владелица "Макдональдса" и страстная коллекционерша экзотических чужестранцев.
- Испанцы у меня, разумеется, были, - откровенничала она, - но все какие-то укороченные, карликовые. Ты знаешь, мой муж, он профессиональный боксер, сейчас на соревнованиях в Мальмё, так что...
Рауль еле увернулся от назойливой коллекционерши, убежав от неё перед самой посадкой в её шикарный "роллс-ройс" и больше в тот вечер решил судьбу не испытывать. Зато второй вечер оказался на редкость удачным. В людном кафе, где собирались преимущественно художники, писатели и актеры, он встретил худенькую, невзрачную девчушку, которая оказалась сотрудницей секретариата министра экономики. Рауль и Эльза выпили по рюмочке перно, потолкались пару минут среди танцующих, когда к ним подошла стройная светлоглазая шатенка, оказавшаяся подругой Эльзы.
- Эва, - представилась она и Рауль вздрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62