Ей хотелось подчеркнуть, что показания Тамары проверяются немедленно, что если в ее словах есть ложь — она будет разоблачена. Важно уже на первых порах дать понять ей: борьба, в которую она пытается вступить, начиная лгать, обречена на провал.
— Снегова, уточните, когда вы были в Ийске?
— В городе? Я ведь уже говорила, — Тамара обиженно поджала губы.
— Как вы были одеты во время этих приездов?
— Как одета? — переспросила та. — Как и сегодня.
— В какой одежде от матери приехали в Заозерное к мужу?
— К мужу? — Снегова впервые беспокойно поерзала, отвернулась к окну.
— К мужу… — она как будто вспоминала. — В этой же, — твердо проговорила и опять смотрели ее глаза прямо на Веру. И та не могла уловить в них ни смятения, ни страха.
Вошел приглашенный дежурным Князев. При виде его Тамарино лицо не изменилось, она дружелюбно поздоровалась с водителем.
— Повторите то, что говорили у начальника райотдела, — предложила ему Вера Васильевна.
Тот повторил. Неторопливо, подробно. Снегова внимательно, не прерывая, слушала, только осуждающе цокнула языком, когда шофер сказал о шубе.
— Подтверждаете показания свидетеля Князева? — произнесла следователь традиционный вопрос очных ставок.
— Врет он, — спокойно произнесла Тамара. — Ехала с ним — да. Но я была в пальто.
— Ну, ты, однако, даешь, девка! — изумился водитель. — Я с тобой рядом три часа сидел, нагляделся. Ах, ты… — он едва удержался от резкого слова и, обращаясь к Вере Васильевне, возмущенно сказал:
— Наглая какая, подумайте-ка. Но вы не сомневайтесь.
Спокойно, не проявляя никаких эмоций, Снегова отрицала также, что была в городе первого апреля. Следователь без всякой надежды на успех еще поговорила с Тамарой. Та отрицала даже очевидные вещи, и всему находила объяснения.
После допроса ее задержали, чтобы на следующий день продолжить с ней работу. Предстояли опознания, очные ставки и допросы.
Звонко отстучали по деревянным ступенькам подковки сапог — кто-то из молодых сотрудников побежал домой. Тихо в райотделе.
Иван Александрович подошел к окну, приоткрыл створку, выглянул. Так и есть, Вера еще на месте. Довольно на сегодня, пора отдыхать. Надо зайти к ней, увезти домой. Живут они в одном доме.
Было уже совсем темно, когда подъехали к дому. Апрельские ночи стремительно опускаются на землю. В отсвете окон не успевшие распуститься деревья голыми ветвями причудливо прочерчивают небо. Едва вышли из машины, Вера увидела, что дома кто-то есть.
— Сережка! — ахнула она, бросилась к подъезду, но тут же вернулась.
— Вот что, Ванюша, — решительно сказала она, — мой вернулся, значит, ужин есть. Пошли-ка к нам прямо сейчас, а за Людой я забегу.
— Брось, Веруня. Беги, целуйся со своим Сережкой, а я на боковую — устал очень.
— Все устали, — настаивала она, — так вот у нас жизнь и проходит — дела, дела. Ты когда в последний раз с друзьями встречался?
— Да не помню я, что ты, право, — отнекивался Иван Александрович, но Вера Васильевна недаром слыла человеком решительных действий.
— Я к тебе, Ваня, силу применю сейчас, — шутливо схватила его за рукав. — Времени у нас в обрез, давайте пообщаемся мирно. Я ведь рыбку привезла.
— Железный довод, — засмеялся майор.
— Все на стол кидайте, — крикнула уже в спину Николаеву, входившему в подъезд, — а мы с Людой мигом.
В меру своих возможностей Сергей уже соорудил ужин. Каждую осень, не ленясь, заготавливали они всей компанией грибы, ягоды, солили капусту. А картошка! Такой картошки нигде не бывает, кроме как на сибирской земле. Выращенная своими руками, бережно выкопанная, тщательно отобранная и просушенная, она до весны сохраняла рассыпчатость.
Давно уже Николаев договорился с районным начальством, и для горотдела выделили поле. Весной всем коллективом выезжали туда. Сколько было веселья, шуток. Старательно, немного рисуясь своей силой, мужчины нажимали на лопаты. Подбрасывая клубни в открывшийся пласт, бегали по полю раскрасневшиеся женщины. На опушке ребятня разводила костер, пекла картофелины, угощая всех подряд. Печеную картошку есть надо умеючи. Ударишь по чумазому боку, и откроется белая крупитчатая мякоть, пахнущая дымком.
Когда поднималась над землей ярко-зеленая молодая поросль, «тяпали», взрыхляя мотыгами землю вокруг кустов, а потом наступал ответственный момент окучивания — подгребали землю к корням, чтобы растения набирали силу.
Но самое прекрасное, конечно же — сбор урожая. Ах, как приятно выбирать ровные крупные клубни из рыхлой, теплой еще земли!
Осенью в погожие дни небо над полем бывает высоким, пронзительно-синим, красивым до того, что щемит в груди.
Замполит здесь главный. Весело смотреть, как он здоровенные кули таскает, помогая загрузить машину.
Такие дела прекрасно сплачивали коллектив.
Блестя сползающими на нос очками, Сергей принес к столу миску дымящихся картофелин и, увидев вошедшую Веру, весело закружил ее по комнате.
— Кормите моего мужа, раз оторвали от родного очага, — притворно сурово сказала Людмила.
Рыбка была действительно превосходной — нежная, розовая, истекающая жиром. Насытились быстро, начались разговоры.
— А как твоя язва-то? — спросила Вера, обращаясь к Сергею, — отпустила тебя?
— Прекрасная язва, — промолвил муж и недоуменно пожал плечами в ответ на дружный смех, — действительно прекрасная, я ее быстро нашел. А сколько он мучился. Я ему давно предлагал — давай вырежу. Боялся. Добоялся до прободения. Сутки я возле него сидел. Сегодня уже повеселел мужик, и я к тебе, Веруня. Мой язвенник — начальник общепита леспромхозов, шишка большая по нашим масштабам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36