Единственный Иван проработал четыре года в городской думе Калуги, после чего исчез.
"Оказывается, не так уж все это и забавно, - думал Берестов, глядя мимо экрана компьютера. - Кто серьезно занимается потусторонними мирами, тот рано или поздно заканчивает плохо". Это Берестов заметил давно. Еще пять лет назад.
Топоров подошел к Берестову и тряхнул его за плечо:
- О чем думаем?
- Да все о том же... где бы ни появлялись инопланетяне, для человека это всегда заканчивается плачевно.
- А если это добрый инопланетянин?
- Не имеет значения! Любое вмешательство инопланетных цивилизаций в человеческую эволюцию с благими или иными намерениями сказывается на человечестве пагубно.
- Почему? Может, они принесут такие знания, которые продвинут нас на миллион лет вперед.
Берестов поморщился.
- Ты рассуждаешь, Топоров, как средней дебильности американец. Только они могут думать, что высший разум не нынче завтра спустится к ним в Америку и за красивые глазки воздарит такую технику, что они станут хозяевами не только всей земли, но и Вселенной. На меньшее их национальная мечта не согласна. Но все дело в том, что технику подарить ещё можно, а вот разум, который создал эту технику, подарить нельзя! Его можно только приобрести титаническим трудом в многомиллионолетней эволюции, шаг за шагом, ступень за ступенью...
- Тогда чего они здесь разлетались на своих тарелках?
- А ты уверен, что это инопланетяне?
- Берестов! Не морочь голову. Скажи лучше, чего ты сегодня сдашь в номер?
Берестов возмущенно сверкнул глазами и, сорвав с аппарата трубку, начал остервенело накручивать номер. Топоров, сообразив, что от этого спецкора он сегодня не добьется ничего, тяжело вздохнул и отправился восвояси. А Леониду повезло. На том конце провода оборвались длинные гудки и послышалось тихое старческое покашливание.
- Извините, это опять я, журналист "Вестей"! - воскликнул Берестов, узнав кашель Горкина. - Мы утром не договорили. У меня к вам только один вопрос: вы видели на полу кровь, когда были понятым?
На том конце провода долго собирались с мыслями, Берестов, затаив дыхание, молил только об одном: лишь бы не положил трубку. Пусть наорет или обматерит, но только не короткие гудки.
- Чего вы от меня хотите? - произнес немощный голос. - Прошло много лет. Я уже ничего не помню. Все, что я помнил, я рассказал вам утром.
- Про кровь на полу вы не рассказывали! - напирал Берестов.
- Да крови-то было - кот наплакал, - произнес еле слышно Горкин, затем, прокашлявшись, добавил: - И та не убитого, а его собутыльника. Палец он порезал, собутыльник, когда консервы открывал.
- Так его все-таки убили, Алексея?
- Ну... когда мы вошли в квартиру, следователь сказал, что убили. Но, знать, ошибся. Алешка умер от сердца.
- Но у него на лбу были резаные раны.
- У Алешки, что ли? Какие это раны! Царапины. Две царапины от лезвия у него были на лбу. А ран никаких не было.
- Почему вы решили, что от лезвия?
- А это не я решил. Это следователи так решили. И лезвие на полу нашли. Сам себе он лоб порезал.
- Зачем?
- А это спросите у него. Может, у него такая привычка была: с похмелья лоб резать. Чтобы голова меньше болела. Это такое кровопускание из мозгов. Говорят, в Средневековье очень распространено было.
- Так он что же, часто поддавал?
- Кто его знает? Наверно, поддавал.
- С друзьями?
- Нет. Если пил, то один. Друзья к нему не ходили. Единственный раз пришли к нему два товарища, да сразу же его и порешили.
- Как порешили? Вы же сказали, что он умер от сердца.
- Это не я сказал. Это медэкспертиза сказала. А что она сказала, то и сказала. А я больше ничего не знаю... Вы уж извините! Будьте здоровы! прокашлял голос.
- Подождите, не кладите трубку! - воскликнул Берестов, почувствовав, что большего из него не выудить. - Умоляю, дайте телефон Анны, вашей соседки, которая была понятой... ну... "пьяница и стерва".
На том конце провода долго стояла недоуменная тишина. Наконец раздался кашель, после которого дремучий голос произнес:
- У неё нет телефона. Есть только номер квартиры. Квартира у неё девяносто шестая.
- А дом, какой у вас дом? - напирал Берестов, догадываясь, что если у неё нет телефона, то, значит, допилась до ручки.
- Семьдесят третий, - кашлянул Горкин и опустил трубку.
Это была удача! Да какая! Берестов даже замурлыкал что-то в стиле городского романса. Он тут же до стал записную книжку и записал в ней на букву "А": "Понятая Анна (стерва и пьяница) Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96".
Затем набрал номер телефона Зинаиды Петровны. На этот раз она была дома.
- Мне сказали, что вы звонили, - произнес Берестов.
- О да! - воскликнула она взволнованно. - Я подумала, что вам будет интересно узнать вот что: когда велось следствие, меня ни разу не вызывали на допрос. То есть с самого начала не хотели, чтобы это дело проходило как убийство, поэтому ограничились показаниями сожительницы сына, которая объявилась только через неделю после убийства. Все её показания свелись к тому, что Алеша пил и был неуравновешенным человеком. Но это вранье! Ей было выгодно его оклеветать, чтобы самой выкрутиться.
- Выкрутиться?
- Конечно. Она проворачивала какие-то темные делишки со своим кавказцем. Еще неизвестно, что она привозила из Польши, маскируя под товар. За товар такие деньги не обернешь, какие имела она. Может, наркотики. Не знаю! Я думаю так: в тот день этот кавказец, их друг семьи, не дождавшись её в аэропорту, поехал к Алеше. Видимо, в тот день она должна была привезти ему что-то очень важное. Подъехали они к знакомому дому, как положено, поднялись с водителем на двенадцатый этаж, и Алеша наивно открыл им дверь, думая, что они от нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62