- Откройте! Милиция!
- Тьфу, пропасть.
Дверь им отворила корявая старая женщина с вислым носом. В руках она держала зажженную керосиновую лампу и смотрела на них раздраженно и зло.
- Ну? Чего надо?
- Евдокия Николаевна? - доброжелательно поинтересовался Изместьев. Тужилина^
- Ну?
- Алексей Лукич, следователь.
- Черти вас носят. Приходил уже от вас, тоже сыщик, все вынюхивал.
- Да-да, Кручинин Виктор Петрович. А это наши молодые сотрудники. Прошу познакомиться.
- Поздно мне знакомиться. Чего надо?
- Поговорить, Евдокия Николаевна. Поговорить.
- Некогда мне с вами разговаривать.
- Хозяйка, - вмешался Севка. - Вы чего-то недопоняли. К вам пришел следователь. Из прокуратуры.
Просто так, в гости, следователь к незнакомым людям не ходит. У нас к вам дело. Мы же могли вас вызвать, вы понимаете?
- А ты что за прохвост? Ишь, учить вздумал. Без сопливых разберемся.
- Мы в доме Хопрова? - спросил Изместьев. - Павла Никодимыча?
- Ну.
- А сам хозяин? Дома?
- А то вы не знаете! Болен он. Захворал.
- Можно к нему?
- Нельзя!
- Нам необходимо посмотреть на него.
- На кой? Хворый, он и есть хворый. Чего глазетьто попусту?
- Евдокия Николаевна, - снова не выдержал Севка. - Андрей Лукич вам объяснял. Мы здесь по важному делу. И хорошо бы не мешать нам, а помогать.
- Да иди, иди, черт настырный. Помощницу нашли.
Она поставила лампу на широкий самодельный стол и отошла к плите.
- Почему света нет? - поинтересовался Иван.
- Лампочка перегорела.
- Может, ввернем?
- Ступай к себе и вворачивай.
- Он там? Тоже без света?
- Обождите маленько. Покормлю хоть.
Она что-то наскоро приготовила. И толкнула ногой дверь.
В комнате горел свет. Они вошли вслед за хозяйкой и сгрудились у порога.
В дальнем углу, за белоснежной русской печью, держал на широкой деревянной кровати у окна немощный больной старик. На нем была байковая рубашка в шашечку, голову прикрывала лыжная шапочка. Глаза его из-под опущенных век смотрели на вошедших безо всякого выражения.
Помимо резной мебели, фигурных подоконников, всевозможных этажерок и полочек, массивного киота из черного дерева в красном углу, эта большая светлая комната поражала еще и разумностью планировки, а также прибранностью, ухоженностью и чистотой.
- Хорошо у вас, - сказал Изместьев. - Красиво.
Чисто.
- А как же?
Тужилина пододвинула к кровати одноногий разлапистый табурет. Села.
- Поесть тебе надо, Пашенька. Слышишь? Поесть, миленький, - она осторожно поднесла к губам больного кружку с молоком. - Ну вот. И славно. Пей, пей.
Чего-чего, а этого вволю. Спасибо. Татьяна не забывает.
Пей, миленький, пей. Хорошо, - кончиком платка вытерла больному губы. И пожуй маленько. На-ка...
Ну, что ты, Пашенька. Нельзя. Так и ослабнуть недолго.
Надо поесть. Откуси. Ну, чуток. Кусочек... Нехорошо так, Пашенька. Ей-богу, нехорошо. Вот гости из милиции - что они скажут? Нам с тобой поправиться надо.
Сидишь сиднем, - Тужилина неожиданно всплакнула. - Господи, Пашенька. Вояка ты мой... Пожалей старую... Бубнишь и бубнишь, не разбираю никак...
Хоть словечко бы... Измучилась я без тебя, Пашенька.
Вставай уж... А ну как не выхожу? А ну как на руках отойдешь?.. Господи, грех-то какой, - больной медленно поднял руку, растопырив корявые пальцы. - Ну-ну, не буду. Сглупа. Прости, милый. Не серчай, - она промакнула рукавом слезы на щеках и пощупала под одеялом. - Сухонько там? А то переменю... Ну-ну, не серчай. Не хочешь, и не надо. Потом поешь, правда? Вот гости уйдут, и поешь. Ну сиди. Лежи, отдыхай, - она встала и торопливо перекрестилась, обернувшись к иконам. - Господи. За что наказал?.. Мочи нету.
- Пропала речь? - спросил Изместьев.
- Плохой совсем, - горестно ответила Тужилина. - Гудит да мямкает, а о чем, не всегда и поймешь.
- Но слышит?
- В разуме...
Они перешли на веранду. По сигналу Изместьева Севк? надавил на клавишу - включил магнитофон на запись.
- И когда это случилось?
-Ранен он был. Контужен. В войну. Маленько запинался, когда разволнуется... А тут и вовсе.
- Когда - вовсе?
- Не помню, милок.
- И все-таки. С какого времени вы перестали понимать, о чем он говорит?
- Да уж порядочно.
- Со вторника? С девятого числа?
- Может, и со вторника.
- Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
- Ни к чему мне, милок. Я их, дни-то, давно не разбираю.
- Примерно - неделю назад?
- Примерно?.. Может, и так.
- А почему врача не вызвали?
- Их дозовешься, - с сердцем сказала Тужнлина. - А придет - костолом.. Только хуже наделает.
Или в карету упрячут. А то и вернут - в гробу.
- Хотите, я вызову?
- Себе вызывай! А мы уж как-нибудь... прежде смерти не помрем.
- Лечите?
- А ты как думал? Бросили?
- Травами? Отварами?
- И травками. Где и сальца нутряного вотру. Припасла. Заговор знаю.
- И помогает?
- Прицепился, - всплеснула руками Тужилина. - Тебе какое дело? Ты кто мне - сват?
- Ему уход нужен..
- Ага. А я, значит, его брошу... Не бойся, не обижен. Вон на руках таскаю, а он не грудной. Кто ж так в: больнице за ним ходить станет? Швырнут на грязную койку, да и позабудут.
- Извините, Евдокия Николавна. А вы ему - кто?
- Баба с возу.
- Я интересовался в деревне... Последние шестьсемь лет вы проживаете здесь постоянно.. У меня верные сведения?
- Наболтали, паразиты.
- Без прописки?
- Арестовывать будешь? Или штраф пришлешь?
- Не сердитесь, Евдокия Николавна. Меня интересует характер ваших отношений.
- Какой еще к шутам характер?.. Два старика. Помогаем друг дружке вдвоем все ж полегче. Его дети бросили, разъехались по БАМам своим да по тундрам, а у меня и вовсе никого не осталось. Всех родичей пережила, никак не помру. Из Барановки я. Тут недалеко, верст пятнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28