Песочные часы, стоящие на столе, сыплют и сыплют в пузатый, синего стекла сосуд тоненькую струйку песка. Течет песок… Течет жизнь…
Владимир смотрел на узкую спину епископа, погасив в сердце злобу, он знал одно: как только снова окрепнет, возьмет в свои руки Полоцк, сразу же вытурит этого пса из епископов. Не такие духовники нужны ему, великому князю.
– Пусть ставят латиняне церковь, пусть строят, – зычно сказал Владимир.
Епископ Дионисий и тысяцкий Жирослав сразу же перестали смотреть в окно, повернулись к князю, и он с радостью заметил в их глазах удивление и растерянность.
– Пусть строят, – повторил Владимир. – Крест наш от соседства с крестом латинским плесенью не покроется. А выше Софии тевтонам храм все равно не возвести.
– Выше Софии? – задохнулся Дионисий и сразу надел свой клобук. – Да как ты можешь такое говорить, князь?
– Полоцкие князья говорят то, что думают, – спокойно глянул на него Владимир. – Пусть построят свой храм за поприще от нашей церкви. А ты что кричишь, отче? Забыл, как под Гольмом нас тевтоны камнями угостили? Хочешь снова лоб под каменья подставить?
Епископ слушал князя, бледнел, задыхаясь от гнева, но Владимир, мстя за все, не давал ему рта раскрыть:
– Двину все равно не перегородишь. Будет течь, как и текла. А ко мне вчера гонец приехал из Суздаля, от великого князя. И просит князь суздальский, наш с тобой брат по вере, чтобы дали мы вольную дорогу его ячменю, воску и салу, которые люди суздальские в Ригу везут и дальше, за море Варяжское, в Любек и Бремен.
Произнеся это, Владимир почувствовал такую силу и бодрость во всех членах, что встал без посторонней помощи, дошел до окна, возле которого несколько минут назад стояли епископ с тысяцким. «Пусть теперь они на мою спину поглядят», – мстительно думал князь.
На Двине гудел ледоход. Река, словно торопясь забыть про долгие месяцы зимнего молчания, трещала льдинами, зловеще шумела зеленовато-белой водой.
Через окно Владимир видел высокие красные стены Борисоглебского монастыря, построенного в Бельчицах зодчим Иоанном. Там же возвышалась церковь Параскевы-Пятницы, там были и могилы князей полоцких.
– Ваше преосвященство, – за спиной у князя обратился к епископу тысяцкий Жирослав, – мужи-полочане завтра вече созывают. Там и про латинскую церковь решать будут.
– Я приеду на вече, – ответил Дионисий. Как и многие священнослужители того времени, он не любил ходить пешком, а ездил верхом на коне.
«Не за меня тысяцкий, – понял Владимир. – Не мой человек. Пес боярский. Надо его остерегаться».
Вече! Снова – вече. Как бельмо на княжеском глазу. Руки князю связывает, воле его крылья подрезает.
Терпи, князь. Улыбайся боярам, но не забывай о купцах и ремесленниках. Они – твоя опора. Им надо торговать, в моря теплые и ледяные плавать. Им надо свой товар продавать, вот и пойдут они с тобой против боярства, которое сидит в своих вотчинах, отгородившись от всего света, гноит хлеб в амбарах.
С тевтонами надо мириться. Епископ Альберт пообещал платить Полоцку дань за ливов. Пусть платит. Тевтоны умеют дань выколачивать. Главное – мир с ними. Будет мир с Ригой – будешь ты, князь, на златоседлом коне сидеть. Пойдешь воевать, послушавшись горлопана Вячку из Кукейноса, – потеряешь и власть, и голову.
– О латинской церкви надо хорошенько подумать, князь, – примирительно, миролюбиво сказал Дионисий.
Ага, этот ощипанный петух понял, что бояре и с него могут клобук сорвать, в монастыре свечки лепить заставят. Ну что ж, епископ из тех храбрецов, что только в своей постели могут кулаками махать, а чуть прижмет, у них сразу заячьи ноги вырастают.
– Мыто тевтоны платят? – спросил у епископа Владимир.
– Исправно платят, – ответил за епископа тысяцкий Жирослав.
– Храмы святые пустуют, – с горечью вздохнул Дионисий. – На игрища собирается больше народу, чем в храмы. Пойдешь иной раз туда и видишь: одни на дудках играют, другие пляшут, третьи силой меряются. А в иных еще больший дьявол поселился – сидят, знаки друг другу подают, перемигиваются…
– Так ты, святой отче, на игрища ходишь? – сделал вид, что удивился, Владимир. Епископ слегка покраснел, засопел маленьким носом.
Как только Дионисий и Жирослав выехали из Бельчиц, в светлицу князя Владимира вошел его верный холоп-соглядатай Станимир. У Станимира не было носа – князь отрезал в минуту гнева. Холоп низко поклонился, застыл на пороге.
– Что слышно о князе Вячке, безносый? – пронизывая жестким взглядом Станимира, спросил Владимир.
– Вячка с малой дружиной и с молодой женой Добронегой остановился на подворье боярина Твердохлеба, родича Рогволода Свислочского, отца Добронеги.
– И что же делает Вячка?
– Не пьет. С мужами-вечниками ведет переговоры.
– О чем переговоры? Тут Станимир задрожал всем телом:
– Пока неизвестно, великий князь.
– Смотри у меня! – злобно топнул ногой князь. – Можешь и безухим стать. Чтоб все выследил, вынюхал. Пошел прочь, пес!
Станимир бесшумно исчез, а князь Владимир приказал позвать к себе ученого ромея, уже давно жившего в Полоцке. Составляя гороскопы, ромей предсказывал князю будущее. Был он смуглолицый, черноволосый, с широкими черными, сросшимися на переносице бровями. На голове носил круглую красную шапочку, на ногах – позолоченные сандалии с острыми загнутыми носами.
Князь, конечно же, ничего не понимал в гороскопах. Ромей, как только появился в Полоцке, долго объяснял ему свою мудрую науку. Гороскопы, их составление требуют хотя бы небольшого знакомства с небом, с астрономией. Надо знать, что есть эклиптика – большой круг небесной сферы, по которому проходит видимое глазу годовое движение Солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101