Дом казался ему слишком большим. Ему внезапно, без всякой причины, стало страшно. Быть крошечной частицей, затерянной в огромном пространстве… Это было невыносимо.
Он натянул одежду, которая попала под руку, и глотнул из бутылки, стоявшей возле кровати. Каллендер благодарил небеса за дядюшкин погреб, который достанется ему, пусть даже весь дом продадут за долги, и с ужасом думал о том дне, когда вино закончится. Он снова выпил и услышал, как по стеклам стучит дождь.
Но какое ему дело до погоды, когда в душе такое смятение. Ему хотелось убежать от этих стен и от собственных воспоминаний. По сравнению с ними гроза казалась сущим пустяком.
В голове у него звучала песня, и ее мелодия, при всей своей бессмысленности, многое ему говорила. Контрапунктом к ней тяжко звенели обиды и взаимные упреки, воспоминания о вечере, когда он совершил и сказал столько непростительных вещей. Будет разумнее, решил он, позволить увлечь себя нотам сладенькой и пустой песенки, а об остальном забыть. Пошарив в карманах, он нашел несколько шиллингов, а потом нетвердой поступью спустился по лестнице и вышел под потоки дождя. На кэб у него денег не хватало, но в «Хрустальный башмачок» он и пешком мог найти дорогу.
Путь туда был похож на галлюцинацию. Со всех сторон падал занавес из воды, а возле бордюров она взлетала сверкающими фонтанами. У каждого газового фонаря сияла радуга, в тумане мерещились призраки. Дорога утомила его, но он был слишком измотан, чтобы позволить себе отдохнуть. То и дело его окатывали водой колеса проезжавших мимо экипажей, но он и без того промок до нитки. Наконец, мокрый и растрепанный, Реджиналд Каллендер добрался по пустынным улочкам к заветной цели.
Стеклянные шары над колеблющимися огоньками, обрамлявшие вход в «Хрустальный башмачок», показались Каллендеру райскими звездочками. Пройдя по грязи, окуркам сигар и апельсиновым коркам, он оказался возле арки, уплатил шиллинг и вошел в бар.
– Не возьмете для нас бутылочку шампанского?
Каллендер отпихнул от себя проститутку и стал подниматься на балкон. В этом заведении порядка не было никогда, но сейчас ему показалось, что вокруг царит просто чудовищный хаос. Все лица напоминали ему искаженные дьявольские физиономии, в каждом голосе слышалась издевка. Он смутно осознавал, что кое-кто поглядывает на него с презрением, как на промокшую небритую тварь, в какую он и превратился, но разве это имело значение теперь, когда он понимал, что где-то совсем близко находится Салли Вуд.
– Джентльмены, прошу вас, делайте заказы! – раздавался неприятный голос среди табачного дыма, запаха несвежего пива и дешевых духов.
В благополучной своей жизни Каллендер мог бы на такой призыв не обратить внимания, но теперь, оказавшись нищим, он чувствовал себя просто обязанным взять бокал пива. Девица с пышными руками и неинтересным лицом предложила ему купить конфет из стеклянной банки, но попятилась, увидев выражение его лица. Оркестр заиграл простенькую мелодию, и Каллендеру она оказалась знакома. Боги были все же на его стороне. Это была песенка Салли.
Девицы устанавливают цены
И защищают девственность, пока
Цена их не устроит – и девица
Устроит хоть какого мужика!
Они на вас не взглянут, хоть могли бы,
А если и могли бы – не дадут!
Но жить на свете все же легче, ибо
В округе всем известна Салли Вуд!
Да, это была она, развязно вышагивающая туда-сюда по сцене в алом платье вызывающего фасона. Салли выкрикивала свой гимн, задрав юбки так, что видны были подвязки чулок, и Каллендер стал мечтать о том, что находилось выше подвязок. Он спросил себя, сколько еще мужчин лелеют те же мечты, а может, и те же воспоминания; Каллендер всех их ненавидел.
Кто-то похлопал его по спине и дал ему бокал бренди; он даже не заметил, кто это был. Когда Салли пропела заключительную ноту и сделала низкий реверанс, – каким же глубоким было декольте ее платья, – он так и остался стоять, во все глаза глядя на нее, тогда как все остальные мужчины, находившиеся в «Хрустальном башмачке», разразились неистовыми криками и аплодисментами. Он не шевельнулся и тогда, когда Салли соскочила со сцены, ловко прошла между музыкантами оркестра, пробралась сквозь толпу, кого оттолкнув, а кому игриво дав пощечину, и поспешила на балкон с барной стойкой. Пройдя в нескольких футах от Каллендера, она остановилась возле какого-то мужчины с желтоватым лицом и седыми бакенбардами. Возле него на стойке стояла бутылка шампанского, и, когда подошла Салли, он налил ей бокал. Лицо ее разрумянилось, каштановые волосы были распущены.
Каллендер очнулся от оцепенения и неуверенной походкой направился к Салли. Она обернулась только тогда, когда он схватил ее за руку.
– Реджи! – сказала она и рассмеялась. – Ну у тебя и вид!
– Попал под дождь.
– Шел бы ты домой, дорогой, а то простудишься насмерть. Поговорим в другой раз. – Она повернулась к нему спиной.
– Салли! Поговорим прямо сейчас! – Он снова потянулся к ней, но незнакомец встал между ними.
– Вы видите, леди занята, – сказал он таким тоном, каким Каллендер привык обращаться к прислуге.
Каллендер попробовал оттолкнуть его, но мужчина стоял твердо, как скала. Каллендер замахнулся на него, а тот без колебаний уклонился от удара и врезал в лицо противнику своим костлявым кулаком.
Каллендер с удивлением обнаружил себя сидящим на полу. Нос и рот его были какие-то горячие и влажные. Вокруг смеялись.
Он пытался решить, что ему следует делать, но его ожидало новое потрясение: он увидел, как Салли отвесила пощечину своему кавалеру. Толпа при этом снова заревела и разразилась аплодисментами, более бурными, чем Салли когда-либо удостаивали за ее песенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33