Та самая женщина в сером, почти скрытая фигурами убийц. Она встала! Ее морщинистое лицо обратилось к неяркому газовому светильнику, глаза блеснули, и дама улыбнулась. Теперь, когда она стояла, за ней нависла гигантская тень, и Каллендер неуверенно шагнул назад, а тетя Пенелопа рухнула ему на руки. И они упали бы на пол, если бы не холодный неподвижный корпус Ньюкасла. Каллендер почувствовал, как сомкнулись на запястье его взлетевшей вверх руки пальцы медиума, и тут же понял, что ожившей фигуры боится меньше, чем этого ледяного существа у себя за спиной. Перед глазами его промелькнуло застывшее лицо Ньюкасла, суровое и полное презрения личико Фелиции и сморщенные черты пожилой дамы, будто скользившей в его сторону. Все эти лица были бледны.
– Мадам Тюссо! – произнес гид, поспешно шагнув назад, и в его поклоне отразилось раболепие. – Я не предполагал, что вы здесь!
– Вот вы меня и представили, Джозеф. Где же мне, старушке, встретить своих друзей, как не среди мертвых? Сегодня вы можете уйти пораньше, Джозеф; я сама займусь нашими гостями. Один из них меня очень заинтересовал.
Джозеф буквально бегом удалился, и Каллендер, проследив взглядом за исчезающим из виду гидом, резко повернул голову, ожидая, что пожилая ваятельница восковых фигур смотрит на него. Вместо этого он тут же обнаружил, что мадам Тюссо, моргая, всматривается в лицо Себастиана Ньюкасла.
– Мы раньше не встречались, сэр?
– Мне представляется, что я вряд ли мог, где-то встретив мадам, не запомнить ее.
– Вы любезны. Но насколько вы правдивы?
Хотя по-английски мадам Тюссо говорила бегло, все же можно было догадаться о ее французском происхождении, да и в речи Ньюкасла слышалось что-то иностранное, но Каллендер не мог понять, что это за акцент.
– Ваше лицо, как мне кажется, забыть невозможно, – сказала пожилая дама.
– А теперь вы мне льстите, – ответил Ньюкасл.
– Едва ли я имела такие намерения, но ваш шрам, простите за грубость, совершенно незабываем.
– Извините, если мой шрам оскорбил ваши чувства.
– Что вы, сэр. Это я должна просить прощения, но мне кажется, что я вас помню. Тот, кто дожил до восьмидесяти семи, как я, многое успел повидать. И мне кажется, что я помню человека с таким же лицом, как ваше, или, по крайней мере, слышала о нем. Но это было так много лет назад, что едва ли вы и были тем человеком.
Себастиан Ньюкасл лишь поклонился в ответ. В Мертвой Комнате было так темно, что лиц было почти не разглядеть, так что Каллендер никак не мог догадаться, о чем думают двое беседующих, зато он прекрасно видел, как Фелиция переводит взгляд с мадам на Ньюкасла и обратно. Однако настоящим потрясением для него стало то, что тетя Пенелопа, придя наконец в себя, вырвалась у него из рук и поинтересовалась, знакомы те двое или нет.
– В Париже, в те времена, когда бушевала революция, поговаривали, – сказала мадам Тюссо, – что один чародей нашел способ жить вечно.
– Неудивительно, во времена общего смятения рассказывают много таких историй, – ответил Ньюкасл.
– Само собой, – согласилась мадам Тюссо. – А человек, о котором я говорю, был бы сейчас старше меня. Все это произошло более пятидесяти лет назад. Должно быть, это всего лишь совпадение.
– И такое, говорят, бывает, – сказал Ньюкасл.
– Он был испанцем, – продолжала мадам Тюссо, – и я многое отдала бы за то, чтобы изваять его портрет из воска, но теперь все это уже позади. Не хотите ли взглянуть на реликвии, напоминающие мне о революции? Я дорого за них заплатила.
– Чем же? – спросила Фелиция.
Увлеченно следивший за разговором Каллендер о ней почти забыл.
– Тем, что руки мои были в крови, юная леди, а еще тем, что воспоминания не покинут меня, пока еще живо мое старое тело. Я училась мастерству у моего дяди, и по приказу вождей революции мне приходилось делать восковые слепки с голов, только что брошенных палачом в корзину. Только что отсеченных вот этим орудием!
Мадам Тюссо выразительным жестом протянула руку и дрожащим пальцем указала на мрачные очертания сооружения из деревянных брусьев и веревок. Даже при таком слабом освещении скошенное стальное лезвие тускло поблескивало.
– Гильотина! – ахнула тетя Пенелопа.
Она слегка качнулась в направлении орудия казни, как будто в трансе, и уставилась на острый край. Можно было подумать, что она опасается, не рухнет ли нож гильотины на плаху, подойди она чуточку ближе. Сначала она опускала взгляд все ниже и ниже, а потом наклонилась, разглядывая экспонаты у подножия гильотины. Тетя Пенелопа напоминала Каллендеру хозяйку, разглядывающую куски в мясной лавке.
Восковые головы с упреком глядели вверх. Для негодования у них было три причины: когда отсекают головы, и так хорошего мало, но еще хуже, когда с твоей головы снимают слепок, и уже совершенно невыносимо, когда зеваки покупают билеты, чтобы на этот слепок поглазеть. Тетя Пенелопа как-то сникла под пристальными взглядами слепков. И издала странный звук.
– Мне очень нехорошо, – проговорила она. – Мне, я думаю, лучше отправиться домой.
– Нам всем пора по домам, – сказал Каллендер.
– Нет-нет, мой мальчик, я вовсе так не считаю. Мистер Ньюкасл – давнишний приятель мадам Тюссо. Отвезите меня, а остальные пусть побудут здесь еще.
Тетя Пенелопа снова начала пошатываться, вот-вот готовая упасть на руки Каллендеру; эта ее манера все больше его раздражала.
– Очень мило с твоей стороны, Реджиналд, – тактично завершила обсуждение Фелиция. – Со мной здесь будет мистер Ньюкасл, а значит, мне ничего не грозит.
Каллендеру ужасно хотелось возразить, но он понимал, что спорить тут бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33