Не вдаваясь в законы человеческой природы, управляющие самоубийственной тягой курильщиков к табаку, можно смело утверждать, что дальняя дорога и шум мотора эту тягу усугубляют. А когда вокруг непогода, а вы проноситесь сквозь нее, защищенные салоном и согретые автомобильной печкой, то просто превращаетесь в существо, буквально питающееся никотиномуквально питающееся.
Так вот. Отцовская «тройка» - ВАЗ 2103, ярко-желтого цвета (недоброжелатель, пожалуй, помянул бы канарейку, но Андрей машину любил) неутомимо катила вперед. Километр за километром исчезали под ее капотом, вновь появлялись уже позади и растворялись в туманной дымке. Путешествие подходило к концу - вдоль дороги поплыли столичные пригороды, едва различимые за пеленой дождя. Пять сотен километров отделили Андрея от родного дома в Дубечках - крохотного села, затерявшегося на просторах Винницкой области. Пять сотен, пройденных - вопреки мрачным ожиданиям Андрея - без существенных поломок. «Все-таки прав был батя, опять он былправ», - с теплотой подумал Андрей.

* * *
– Бери, сынок. Хоть мы ее и убили здорово, тягая прицепом по десять ульиков за раз, через эти чертовы колдобины, с гречихи на акацию и обратно, но тебе еще послужит. Кольца я новые поставил, ходовая в порядке, шины до зимы побегают… Масло менять не забывай, вот и весь сказ…
– Батя, тебе же одному тяжело будет, с пасекой, с хозяйством… - завел старую пластинку Андрей, - и потом, как ты без колес-то?…
– Вот что, - Бандура-старший положил натруженную руку на плечо сыну, - вот что, парень, - мы все уже обговорили. Тяжело, легко - нечего тебе тут горбатиться. Успеешь еще… Я из дома таким как ты уехал…
– Ты в училище ехал…
– Ну… - отец потрепал сына по затылку, - куда мог, туда и уехал. Ты, между прочим, тоже - не на голое место выбираешься… Ты вот что, Андрей, письмо Правилову из бардачка забери, лучше положи в права, а то вытащат еще.
– Будет сделано. - Андрей взял под козырек.
– К пустой голове руку не прикладывают… - отец хмуро посмотрел на часы. - Ну, давай, с Богом. Пора ехать, сын. - С этими словами Бандура-старший расстегнул браслет и вручил часы Андрею. - На вот. Куда в столице без часов?…
В этот момент, в момент расставания, Андрей увидел отца как бы со стороны. Будто не разлучались они надолго, а напротив - встретились после долгой разлуки. Отец выглядел неважнецки. - «Он так здорово сдал, а ты даже не заметил этого». Поседел, сморщился, да что там говорить, попросту ссохся.
«Так выглядит абрикос, из которого на чердаке делают урюк, чувак». - Сообщил Андрею его же внутренний голос. Внутренний любил время от времени выдать какую-то гадость, водилось за ним такое, и Андрей об этом знал.
«Не смей так об отце говорить»! - одернул себя Андрей.
«Я не говорю, - я думаю»… - возразил внутренний.
Андрей обнял отца, - суетливо, как бы боясь показать, насколько он ему дорог, но, вопреки всем стараниям, таки шмыгнул носом.
– Вот только сырости нам и не хватало, - отец подтолкнул сына к машине, но голос дрогнул и у него. - Давай, трогай, сынок. Как за околицу выедешь, так сразу и отпустит. Я по себе знаю.
Андрей нырнул в салон и провернул ключ в замке зажигания. Уже в конце улицы обернулся, кинув на усадьбу прощальный взгляд. Отца он не разглядел. То ли не заметил, то ли отец зашел в дом.

* * *
В их старый дубечанский дом («еще мой прадед строил», - похвастал как-то отец) Андрей впервые приехал с мамой. Андрюше тогда и пяти не было. Случилось это на исходе 70-х, когда отец убыл в Афганистан (хотя никто об этом не знал), а они с матерью поселились тут, в доме родителей отца. Мать устроилась в библиотеку. Она всегда подрабатывала в библиотеках военных частей, где доводилось служить отцу. Мама получила работу, они осели в Дубечках.
Через год отец приехал в отпуск. Его лицо почернело от загара, волосы заметно выгорели.
Человеческая память избирательна. Мозг, накапливая в себе всю поступающую на протяжении жизни информацию, оставляет доступными сознанию лишь отдельные, выхваченные из прошлого сюжеты. Так, ваше падение с велосипеда, случившееся в детстве, - вы еще и в школу-то не ходили, - воспроизводится примерно так: короткий полет к земле, удар, звон велосипедного сигнала, треск рвущихся об асфальт шорт, резкая боль и горькие слезы обиды. Но нет таких пыток, чтобы заставить вас припомнить, какое было число, день недели или что в то утро ждало вас в вашей тарелке на завтрак. Творог со сметаной или клубника с молоком?
Однажды, погожим осенним днем вылетев во двор вместе с вопящими одноклассниками, Андрей увидел отца. Ветер лениво тягал по двору ворох опавших желтых листьев, отец скромно сидел на вкопанной перед цветником трубе. Андрей не поверил глазам. Замер, затаив дыхание, на секунду, а потом бросился к отцу, раздираемый восторгом и огорчением одновременно. Восторгом оттого, что очень скучал. Как ни приятно, конечно, с гордостью твердить друзьям: «мой папа сражается с басмачами», (по определению деда), - отца разговорами не заменишь. А огорчением потому, что Бандура-старший, своей клетчатой рубашкой, джинсами и старыми кроссовками разрушил взлелеянную детским воображением картину: - фуражка с высокой тульей, звезды на погонах, орденские планки и хрустящие яловые сапоги, «причемобязательно подкованные». Иногда к этой внушительной сцене добавлялся взвод автоматчиков и даже парочка танков. А в действительности…
Вечером того же дня, а может, в один из наступивших вскоре вечеров, мама уложила Андрея в кровать и подоткнула одеяло. Мама всегда так делала, пока ему не стукнуло двенадцать, а то и больше. Она решительно выключила свет, не слушая никаких отговорок, «еще минуточку поиграть, почитать, досмотреть по телику клевый-преклевый фильм про войну»…
Дом погрузился в сон, и только сверчки еще по-летнему надрывались, хотя к ночи уже становилось зябко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22