В таких случаях, надо отдать ему справедливость, Суму не брал непомерных комиссионных. По примеру Соломона он также судил своим коротким судом тех, кто дерзал предстать пред его очами. А раз в год, на праздник Фонариков, он лично раздавал леденцы малышне, бродя по своей территории, украшенной, кстати говоря, также за его счет.Вот каков был Суму. И ненавидели его не больше, чем, скажем, какого-нибудь правителя.Однажды, некто Прадъюнг, человек Суму, совершал ежедневный обход территории в целях сбора дани. Каково же было его изумление, когда он услышал о некоем рассказчике, который в течение двух дней на площади Индранадъю зарабатывал себе на жизнь, не позаботившись заручиться разрешением.Прадъюнг был зауряден с виду, но ножом владел как фокусник. И вот ясным днем, когда белое солнце в обесцвеченном небе забралось на самый верх, а железные стены, вода канала, даже солома крыш и дерево излучали несусветный жар, в котором все плыло, отбрасывая иссиня-черную тень, Прадъюнг пошел на площадь. Высоко над крышами парила пагода Биоконтроля, казалось, она плавится на солнце, так что у любого смотрящего на нее вызывала головокружение. Гомон толпы, треск моторов, все эти звуки созревали прямо из воздуха; женщины сидели перед дверьми своих домов и кормили детей грудью. Ему было трудно идти мимо нескончаемых ларьков горшечников: сандалии при каждом шаге норовили прилипнуть к пузырящейся смоле досок. Он перешел через подвесной мост на холм, где у центрального фонтана стояли когда-то каменные драконы, которых время и непогода превратили в безобидных мопсов. Фонтан, к слову сказать, тоже давно иссяк — несколько поколений назад был украден водопровод. Тем не менее, как и прежде, на площади Индранадъю собирались продавцы овощей и фруктов с соседних ферм. Их ларьки с соломенными крышами и красными флажками окружали площадь. Здесь было прохладнее, чем где-либо, можно было стянуть незаметно modjo, поэтому народа здесь скапливалось множество, дети и зеваки составляли большую часть. Лучшего места для рассказчика нельзя было и придумать.Этот пришелец сидел, помахивая самым обычным веером, перед ним стояла обычная чаша для пожертвований. Однако на этом все обычное кончалось. Прадъюнг был вынужден поработать корпусом и локтями, чтобы очутиться в первых рядах. Только тут он увидел этого человека. И открыл рот.Никого подобного не встречал он раньше за всю свою жизнь. Парень был высокий, прекрасно накачанный. Но кожа его была бледной, лицо вытянутое, нос торчал клювом, а уж глубоко посаженные глаза были и вовсе неправильной формы. На верхней губе росли волосы — факт исключительно редкий, хотя и не полностью неизвестный в этих краях. Усы были коричневого цвета, точно такого же, как кончики волос, выбивавшиеся из-под чалмы. Говорил он с сильным, незнакомым акцентом и в абсолютно не свойственной рассказчику манере. И еще — он был совершенно спокоен.Что вполне объяснимо, ибо рассказывал он не о какой-нибудь Серебряной Птичке или о космическом торговце Ван Рийне, или еще о каком-нибудь набившем оскомину анахронизме. Нет, он рассказывал совершенно новые истории, неприличные по большей части и дерзко забавные. Толпа держалась за животы.— …И вот, после столь долгой и блестящей карьеры, сражавшемуся в воздухе за честь и славу своей страны Пьеру Удальцу даровали отпуск домой. Для пилота более желанной награды нельзя было придумать. — Рассказчик скромно потупил взор и добавил: — Но я всего лишь бедный человек, о щедрые и добросердечные люди, и изнемогаю от усталости…Деньги зазвякали о чашу. Рассказчик переложил всю мелочь в сумку, откинулся назад, зажег сигарету, отхлебнул глоток вина из меха за спиной и заключил:— Дом Пьера Удальца назывался Париж, это был самый богатый и прекрасный из всех городов. Именно там мужчины овладели все искусством наслаждения: это значит не просто валяться вместе, но использовать самые нежные и утонченные изыски, самые прелестные и пикантные тонкости… Вот, для примера, рассказ о путнике из любопытного местечка под названием Техас, который, попав в Париж…— Остановись!Прадъюнг оттолкнул стоявших на его пути в самом ближнем к рассказчику кружке слушателей и встал прямо перед ним. Публика недовольно загудела сзади, тогда он потянулся к рукоятке кинжала. Наступила тишина. Лишь отдельные невнятные возгласы протеста слышались из толпы. Кое-кто, решив, что пора и честь знать, постарался как можно незаметнее ретироваться.— Твое имя, чужеземец. Откуда ты пришел? — резко спросил Прадъюнг.Рассказчик поднял глаза. Глаза были незамутненно-серые.— Не лучший способ заводить дружбу, — с упреком в голосе ответил он.Прадъюнг вспылил:— Ты знаешь, где ты?! Это территория Суму, да населят его потомки весь космос! Кто разрешил такой инородной бестии, как ты, делать здесь деньги?— Но никто мне не запрещал.Ответ был достаточно мягким, чтобы Прадъюнг мог утолить свой гнев и успокоиться, к тому же скорость, с которой этот тип зарабатывал, позволяла рассчитывать на приличный барыш.— Здесь рады любому чужеземцу с добрыми намерениями. Но решать должен мой хозяин Суму. И он оштрафует тебя за то, что ты вовремя не явился к нему. То есть сразу. Но если ты будешь вести себя подобающим образом с ним и… хм… с его верными людьми, то ему не придется приказывать бить тебя.— Осмелюсь надеяться, что не придется. — Рассказчик вскочил на ноги. — Пойдем же скорее, веди меня к своему вождю!— Ты мог бы оказать почтение его людям, которое они заслуживают, и тем приобрести друзей, — сказал Прадъюнг, косясь на полную сумку.— Конечно, — рассказчик поднял мех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85