Ночное море негромко шумело. Завтра Пам будет чувствовать себя лучше. Он надеялся на это, надеялся, что Япония окажется сказочной страной, как на туристских проспектах, а потом…
Потом? Его мысли заскользили по всему земному шару. Помимо развитого пространственного воображения, необходимого всякому архитектору, Рейд был наделен исключительной памятью. Он мог бы мысленно проложить курс гораздо дальше, чем Йокогама. Но корабль дальше не пойдет. Владельцам виднее. А дальше — Юго-Восточная Азия. Невозможно представить, что там сейчас люди убивают других людей и даже имен их никогда не узнают. К черту идеологию! Когда это кончится? Или каждому году суждена своя трагедия? Рейд вспомнил другого молодого парня, погибшего на другой войне, в предыдущем поколении. Вспомнил его стихи.

Тот день любви
Родился зимним утром,
Коснулся нас
Прекрасною рукою
И незаметно, исподволь, украдкой
Воспламенил нас — а потом сгорел
Тот зимний день.
И нечего добавить.

Руперт Брук мог сказать это. Спасибо за него, папа. Преподаватель английского в маленьком колледже на Среднем Западе, он не мог обеспечить своих детей. Поэтому Рейду пришлось год потратить, чтобы заработать на свое образование. На зато он стал упорным, любознательным, подружился с книгами — может быть, слишком тесно, так что мало времени оставалось для Пам… Хватит об этом, решил Рейд. Пройдусь еще раз вдоль палубы. Памела, должно быть, уже спит. Пора и ему ложиться.
Он покрепче сжал трубку в зубах и разогнулся.
Его подхватили вихрь и черный грохот, и он, не успев даже вскрикнуть, исчез из нашего мира.

2

Там, где Днепр сворачивает к востоку, травянистая степь сменяется высокими утесами, и прямо сквозь них устремляется река, оглушительно ревущая на порогах и водопадах. Здесь корабли приходится разгружать и тащить бечевой, а кое-где и волоком по суше. Раньше это было самое опасное место на всем торговом пути. Поблизости прятались печенежские племена, чтобы наброситься на пеших и беззащитных корабельщиков, разграбить товары и увести в рабство тех, кому не повезет пасть в сражении. Олегу Владимировичу в молодости довелось участвовать в такой схватке. Тогда, слава Богу, русские отбросили степняков и сами захватили много крепких пленников для продажи в Константинополе.
Но с тех пор, как великий князь Ярослав — что за воин, даром что калека! — усмирил язычников, дела пошли на лад. Он нанес им у самых ворот Киева такое сокрушительное поражение, что вороны обожрались падали и не могли взлететь. И с тех пор ни один печенег не показывался в его владениях. Олег был в княжьей дружине в тот памятный день, тринадцать лет назад, и тогда-то он и понял, что такое настоящая война. Был он в ту пору семнадцатилетним юнцом с первым пухом на щеках. Потом воевал с литовцами, а позднее участвовал в том самом злополучном морском походе на столицу Византии. Но по ремеслу он купец и войны считает делом разорительным (драки в византийских тавернах не в счет, от них только кровь играет, если успеешь убраться до прихода императорских стражников). Он доволен, что греки проявили благоразумие и, отразив нападение русских, возобновили торговлю с ними.
— Да, — сказал он, обращаясь к кружке кваса в руке. — Мир и братская любовь благоприятствуют торговле. Как и учил Господь, когда ходил по этой земле.
Олег стоял на холме над рекой. Негоже судовладельцу тянуть бечеву или таскать тюки. У него теперь три корабля — не так уж плохо для мальчишки в лаптях, проверявшего некогда звероловные ямы в северных лесах. Кормщики присмотрят за работой. Но и караул необходимо выставить. Не то чтобы он ожидал разбойного нападения — просто меха, шкуры, янтарь, сало и воск на юге стоят недешево и могут соблазнить каких-нибудь проходимцев.
— За твое здоровье, Екатерина Борисовна, — сказал Олег, поднимая кружку. Кружка была походная, деревянная, хоть и отделанная серебром, чтобы показать белому свету, что владелец ее — не последний человек у себя в Новгороде.
Прихлебывая кислый квас, он, впрочем, думал вовсе не о супруге или многочисленных рабынях и служанках, а о некоей игривой шалунье, с которой встречался в прошлом году. Удастся ли договориться с Зоей на этот раз? Если удастся, то будет лишний повод (помимо заключения новых сделок с заморскими купцами) зазимовать в Константинополе. Хотя за несколько месяцев Зоя влетит в копеечку.
Жужжали пчелы в клевере, под солнечным небосводом ярко синели васильки. Где-то внизу люди Олега суетились вокруг ладей, чьи носы были украшены изображениями головы лебедя либо дракона. Всем хотелось поскорее добраться до Черного моря, а там сесть за весла, поднять парус — пусть ветер несет, быстрину можно не искать, а о возможном крушении пусть печалится хозяин. Команды и божба разносились далеко вокруг и сливались с гулом батюшки Днепра. На холмах царили покой и жара; пот стекал ручейками по спинам и впитывался в стеганые одежды под кольчугами. Высоко-высоко над головой поет жаворонок, его веселая песня плывет к земле, а навстречу ей поднимается мирное гудение пчел.
Олег улыбался всему, что сулил ему завтрашний день.
И вихрь подхватил его.
На этой равнине, куда с боями прикочевали предки Ульдина, зима не так сурова. Снега здесь выпадает немного и нет необходимости смазывать лицо жиром от холода. Но беспечный и здесь может потерять скот из-за бескормицы и непогоды, особенно когда приближается время отела.
С Ульдином было только шестеро, считая двух безоружных рабов. Восточные готы бежали в пределы Римской империи, где их вряд ли ждет хороший прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54