Лицо этой последней было совершенно круглым. У того, кто рисовал их, были искусная рука, верный тренированный глаз и любящее сердце.
Но сегодня на Датине существует только одна раса. Это было до того необычно, до того неправдоподобно, что мысли Чи Лан и Фолкейна невольно снова и снова возвращались к этой проблеме.
И опять двадцать пять! На картинах, где вроде бы нашлось место всем, не было и намека на шеннов.
Табу? Неприязнь? Гонения? – Чи даже сплюнула.
Все указывало на то, что погибшая цивилизация была единой и рационалистической, так что о каких гонениях может идти речь? Отдельные рисунки изображали, по всей видимости, как развивалось древнее датинское общество. На одном из них обнаженный самец, размахивая суком, отгонял от своей самки большого хищного зверя. На следующих уже появились заостренные металлические приспособления: но это были инструменты, а не оружие. Датинцы работали, по одному или целыми группами, но не сражались. И насколько Чи поняла, дело здесь было вовсе не в любви художника к батальным сценам. Нет, на двух рисунках изображены были схватки между двумя датинцами. Скорее всего, они отражали исторические или легендарные события, правду о которых уже никогда не узнать. На первом, по всей видимости, более раннем рисунке, в руках одного из самцов был нож, в руках другого – топор дровосека. На втором противники были вооружены примитивными фитильными мушкетами, предназначенными, очевидно, для борьбы с дикими зверями… а на заднем плане виднелись паровые машины и линии электропередач.
Кроме того, отдельные фрески, похоже, воссоздавали занятия датинцев. Некоторые из них были узнаваемы, вроде сельскохозяйственных работ или столярных. О смысле других можно было только догадываться. (Что это? Церемония? Научные исследования? – Мертвые уже не расскажут.) Но среди этих занятий не было ни охоты, ни пастушества – если не считать животных, которых явно разводили ради шерсти, ни рыболовства; никто не ставил капканов и не забивал скот на бойне.
Все это, вместе взятое, могло означать лишь одно – вегетарианство. На Датине разумом обладали травоядные существа. Это не то чтобы обычно, но случается довольно часто. Нельзя сказать, чтобы души вегетарианцев были чище душ плотоядных или всеядных существ. Нет, но вот грехи у них иные. Однако хотя они могут легализовать дуэли и терпимо относится к преступлениям, совершаемым из-за любви, но вот к войне они не стремятся, и даже самая мысль об охоте вызывает у них отвращение. Как правило, они живут стаями; эти стаи – семьи, кланы, племена, народности, не в названии дело – легко объединяются в более крупные образования по мере развития средств передвижения и коммуникации.
У шеннов же было все наоборот. Они убивали ради забавы, они поделили планету на поместья, они создавали оружие и строили боевые корабли, они угрожали соседней цивилизации, которая ничем их не оскорбила… «Короче, – подумала Чи Лан, – они ведут себя как люди. Если мы поймем, что породило их на свет, как они появились на этой некогда мирной планете, то, быть может станет понятным, что нам с ними делать. Или, по крайней мере, что они намерены сделать с нами».
Подумать она не успела – неожиданно заработал коммуникатор. Это было устройство, которое передавало сигналы через кости черепа, так что их нельзя было подслушать. Тем не менее, они с Фолкейном пользовались коммуникатором только в крайних случаях. Сигнал расшифровывался просто: «Возвращайся немедленно». Чи переключила импеллер на горизонтальную тягу и через дверь выскользнула наружу.
Холодно сверкали звезды, вспыхивали и тут же гасли зарницы. Решив, что в этот час ей опасаться некого, цинтианка надвинула на лицо маску и перевела импеллер на полный ход. Ветер засвистел в ушах. Путь предстоял неблизкий – сотня километров над закоченевшей пустыней.
«Бедолага» притаился на дне высохшего, поросшего кустарником каньона, так что его было незаметно с высоты. На краю каньона находилось то самое поселение, где Фолкейн усердно занимался раскопками. Очутившись в тени, Чи изменила частоту световых импульсов своего фонаря: он теперь работал в инфракрасном спектре. Затем нажатием кнопки активировала инфракрасные фильтры очков. Осторожность у Чи Лан, как и у любого другого плотоядного, была в крови.
Она продралась сквозь заросли и зависла над шлюзом звездолета. Детекторы опознали ее, и Тупица открыл клапаны. Чи рванула внутрь.
– Дэвид! – крикнула она. – Во имя Цуши, что случилось?
– Много чего, – голос его никогда еще не был таким невыразительным. Или это штучки интеркома? – Я на мостике.
Она могла бы пролететь по коридору, но решила, что будет быстрее и лучше поработать мышцами. На четырех лапах, воздев хвост, она промчалась по кораблю и плюхнулась в свое кресло. Глаза ее сияли зеленым пламенем.
– Няор! – воскликнула она.
Фолкейн поглядел на нее. С тех пор, как она покинула корабль, он не сомкнул глаз; на нем был все тот же пропыленный комбинезон. Кожа его задубела от работы, под ногтями была грязь. Выжженный солнцем вихор топорщился над виском.
– Я принял сообщение.
– Что? – она напряглась. – От кого?
– Лично от Старого Ника. Он на этой планете… вместе с Эдзелом. – Фолкейн повернулся лицом к главной панели управления, как будто там жил некий корабельный дух. – Прочитай текст сообщения еще раз, – приказал он.
Зазвучали суровые, гнетущие слова.
На мостике воцарилась тишина.
Наконец Чи шевельнулась.
– Что ты предлагаешь? – спросила она тихо.
– Подчиниться приказу, что же еще, – отозвался Фолкейн. Его голос был таким же бесцветным, как у компьютера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78