Йоганн Кофлер проводил в спортивном зале все утро: с восьми до девяти – гимнастика, с девяти до десяти – плавание, перерыв на десять минут, затем дзюдо и карате. С одиннадцати до полудня – сауна, массаж и отдых. В двенадцать тридцать – легкий вегетарианский завтрак. И так пять дней в неделю.В цюрихском спортивном клубе, оборудованном наисовременнейшими снарядами, в обстановке повышенной комфортности накачивали мускулатуру мужчины и женщины всех возрастов, объединенные одним общим признаком: наличием больших денег. Йоганн Кофлер посещал его вот уже десять лет, с тех самых пор, как покинул родной Инсбрук и поселился в крупнейшем из городов Швейцарии.Ему было двадцать восемь лет, рост – метр девяносто, но никто не смог бы назвать его красавцем: в его внешности было что-то неуловимое, нарушавшее общую гармонию. Несмотря на высокий рост и удлиненные пропорции тела, он больше всего напоминал большую морскую черепаху. Общее впечатление, производимое им, умещалось в слове «мешковатость». Все у него было каким-то обвисшим: глаза, нос, плечи, походка. Тем не менее он был превосходным спортсменом. Ему замечательно подходило определение, придуманное для шершня: «Противоречит всем законам аэродинамики, но все-таки летает». Его тело было живым оскорблением всех законов гармонии, но функционировало с безупречностью спортивного снаряда. Только в пристальном взгляде небольших голубых глаз сквозила необычайная жизненная сила.Он поднялся на лифте, соединявшем подземные помещения с вестибюлем, и вышел на улицу. Стремительно преодолел под августовским солнцем расстояние, отделявшее его от стоянки машин. Пот катился по лицу градом, особенно из-за того, что на голове у него был парик. Он вынул из кармана мешковатых спортивных брюк носовой платок и прижал его ко лбу, стараясь не сдвинуть с места чуб волосяной накладки.Навстречу ему попались две молоденькие секретарши, возвращавшиеся на работу после обеденного перерыва. Одна из девушек тихо сказала другой: «Снял бы он этот лишний скальп, меньше бы потел».Он сел за руль красного «Рено» и выехал на дорогу, ведущую к холмам.Его квартира была расположена в четырехэтажном особняке, составлявшем часть роскошного жилого комплекса. Он прошел мимо почтительно поклонившегося швейцара.– Ваша почта, герр Кофлер, – сказал привратник, протягивая жильцу газеты и пачку писем. Это были в основном рекламные объявления. Один конверт с маркой и штемпелем из Санта-Моники, штат Калифорния, привлек его внимание. Он прочел письмо с жадным интересом. Директор ботанического сада приглашал его на симпозиум, назначенный на май 1983 года.Было два часа дня. В квартире, обставленной скромно и по-деловому, царил приятный полумрак. Кондиционер работал отлично. Иоганн опустился на диван и принялся изучать объявления в «Бильд-цайтунг» в полной уверенности, что и на этот раз не найдет того, что ищет, однако ошибся. Одно из газетных объявлений гласило: «Пропал белый сеттер, южная зона, берег озера, пятница, девять часов вечера».Йоганн вскочил, будто подброшенный пружиной: эти одиннадцать слов были кодом и означали для него резкую перемену всех его планов.Он вышел из дома, вновь сел за руль и вскоре остановил машину перед павильоном на каменном фундаменте, представлявшем собой современную конструкцию из стекла и стали. Это была огромная теплица, оборудованная по последнему слову техники. Словом, это была его теплица.Пробираясь сквозь благоухающие цветочные джунгли, ему навстречу вышел седенький и лысоватый старичок.– Вы сегодня рано, герр Кофлер, – улыбаясь, заметил он.– Я завтра уезжаю, – предупредил его Йоганн. – Пришел пораньше, чтобы подольше побыть с ними, – добавил он, указывая на цветы.Старичок, у которого поверх рубашки и брюк был надет фартук с нагрудником, заметил:– Им будет вас очень не хватать.– Мне тоже будет их не хватать, – ответил Йоганн, словно говорил о жене и детях. – Особенно моей Йоганны. – Он приблизился к розовому кусту с цветами насыщенного желтого цвета, на сгибах переходящего в оранжевый с красноватыми прожилками.– Я, с вашего позволения, вернусь к работе, – сказал садовник, удаляясь чуть ли не на цыпочках, как будто не хотел мешать прощанию влюбленных перед разлукой.Йоганн нежно провел кончиками пальцев по тугим лепесткам цветущей розы и почувствовал, как по всему телу растекается блаженная истома, как учащенно начинает биться сердце. Его пронзила острая боль в паху, растворившаяся в ощущении невыразимого наслаждения, прилив крови заставил член напрячься, пока он вдыхал чувственный аромат розы.– Я люблю тебя, прекрасное создание, – прошептал он прерывающимся от волнения голосом, обращаясь к ней, как к нежнейшей возлюбленной.Йоганна была его творением, плодом многолетних прививок, кропотливого и неустанного труда, искусственного опыления сотен экземпляров после тщательного изучения под микроскопом. Он проделал эту работу с терпением и любовью. Йоганна дарила ему те радости, в которых всегда отказывали женщины, поэтому он их презирал. Всех, начиная с Эрики, одноклассницы в гимназии, которая смеялась над ним за его неуклюжесть, за то, что он был слишком длинный, слишком тощий и прыщавый.– Все женщины лгуньи, интриганки, шлюхи, – шептал он Йоганне, а она отвечала ему своим волнующим ароматом.Цветы его никогда не предавали, в отличие от женщин, в отличие от матери, отказавшейся от него, в отличие от отца, обрекшего его на беспросветно-серое существование.Имя Йоганны, названной в его честь, было золотыми буквами вписано в историю цветоводства. Они с Йоганной выиграли два конкурса по гибридам роз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153