Шла третья зима ее жизни в городе.Марио без стука вошел к ней в комнату. Он был еще небрит, глаза опухли от сна. На нем были пижамные штаны и футболка, от него исходил неприятный запах застоявшегося табачного дыма. Карин посмотрела на него с упреком.– Твоя мать заболела, – объявил он.– А что с ней?– Ну, это нам скажет врач, он скоро будет.Марио явно нервничал, это было видно по тому, как он курил.– А я что могу сделать? – спросила Карин.– Пойди приберись в нашей комнате, – приказал он тоном хозяина, не терпящего возражений.– Сейчас, – ответила она ровным, лишенным эмоций голосом, словно печальные события ее совершенно не касались.– А ты все хорошеешь, – заметил Марио, закрывая учебник истории, который читала Карин.– Моя мать больна, – напомнила она, чтобы как-то выбраться из щекотливого положения.– Вот пойди и посмотри, чем ты можешь ей помочь, – проговорил он врастяжку, незнакомым ей и пугающим тоном.Карин поднялась и пристально поглядела на него: он стоял у двери, мешая ей пройти и жадно ее разглядывая.– Если вы дадите мне пройти, я так и сделаю, – сказала она, не отводя взгляда.Марио посторонился.– Ты все еще такая стеснительная, что говоришь мне «вы»? – Его фатоватая и хищная ухмылка вызывала у нее отвращение. – А почему бы тебе не расслабиться?Карин прошла мимо, не удостоив его ответом, и направилась в комнату матери. Внешне ее отношения с Марио строились на основе полнейшего равнодушия. Они игнорировали друг друга: она – потому что инстинктивно ощущала его полную чужеродность, он – потому что вскоре понял: все его двусмысленные и скользкие поползновения ни к чему не приведут. Но это не мешало ему пробовать снова и снова.Карин пыталась смягчить отвращение, которое он ей внушал, стараясь его не замечать. Точно так же она относилась к мухам: если их не удавалось выгнать или прихлопнуть, не обращала на них внимания. Но отмахнуться от этой мухи было не так-то просто: она продолжала жужжать над ухом.– Что случилось, мама? – спросила она.– Что-то я совсем расхворалась, – ответила Мартина.Она была бледна, волосы прилипли ко лбу, влажному от пота, но, как ни странно, теперь она казалась более юной, хрупкой и беззащитной.– Может, просто грипп, – с надеждой предположила Карин.Она впервые испытала щемящую нежность к этой женщине, оторвавшей ее от любимых гор, от заботливого попечения тети Ильзе и уделившей ей за три года ровно столько внимания, сколько требовалось, чтобы время от времени рассеянно чмокнуть в щеку ее перед выходом из дома.– Тут пришелся бы кстати травяной отвар старой Ильзе, – с грустью заметила Мартина.– Может быть, он действительно помог бы, – серьезно ответила девочка. – Давай-ка я здесь немного приберу, – добавила она, – а то, когда врач придет, ему и повернуться будет негде.В воздухе стоял дух болезни, лихорадки, смешанный с запахом косметики и туалетной воды. Вокруг в невообразимом беспорядке были разбросаны платья и туфли, пузырьки и флакончики, иллюстрированные журналы, валявшиеся на постели и прямо на полу.Двигаясь с ловкостью и методичностью человека, привычного к работе и порядку, Карин под одобрительным взглядом Мартины в мгновение ока привела комнату в порядок.– До чего же ты не похожа на меня, – с гордостью заметила мать.Карин взяла пластмассовую миску и салфетку, обтерла матери лицо и шею, как всегда делала тетя Ильзе, когда у самой Карин была простуда. Она смыла остатки грима, проветрила комнату и помогла Мартине надеть свежую хлопчатобумажную ночную сорочку, смелую по фасону, но все же приемлемую, вместо той, что была на ней прежде, состоявшей из сплошных кружев и воланов.Она тщательно причесала волосы матери, потом села возле кровати и дождалась прихода врача, который установил у больной тяжелое воспаление легких и прописал сильные дозы антибиотиков.– Тебе придется остаться дома и поухаживать за матерью, – сказал ей Марио. – Не возражаешь?– Если это нужно, я останусь, – ответила девочка. – У меня будет время нагнать в школе.Она не хотела показывать Марио, что на самом же деле болезнь стала важным событием, позволившим ей ближе познакомиться с матерью и впервые поговорить с ней откровенно.– Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросила она, вернувшись домой с покупками.– Думаю, через день-два смогу встать, – Мартина как будто помолодела и выглядела успокоившейся и отдохнувшей.– Ой, мамочка, – обрадовалась Карин, – вот это действительно хорошая новость.Она отнесла сумку в кухню, расставила по местам покупки и вернулась к матери.– Ты так много для меня сделала, дочка, – растроганно сказала Мартина.– Это было нетрудно, – мягко отозвалась девочка.Стоял январь, горные вершины были покрыты снегом, небо сверкало голубизной, и Карин всем сердцем тосковала по катанию на санках с ледяной дорожки на горе Сан-Виджилио, когда фантастически красивый пейзаж стремительно несся ей навстречу, а чистый воздух весело покалывал ее тысячами ледяных иголочек.– О чем ты думаешь? – спросила Мартина.– О тете Ильзе, – ответила Карин. – О Сан-Виджилио.– Ты все еще о них не забываешь! – удивленно воскликнула мать.– И никогда не забуду, – синие глазищи еще шире раскрылись, не вмещая подступивших слез.– Все эти три года тебе хотелось туда вернуться?– Да. – Ей было уже четырнадцать лет, ее ровесницы ездили кататься на лыжах с горы Ренон, а она все никак не могла навестить старую Ильзе из-за ревности матери.– И ты ни разу мне ничего не сказала, – Мартина протянула руку, и девочка сжала ее.– Я знала, что тебе это будет неприятно. Мне не хотелось с тобой ссориться.Они болтали, как две подруги или даже скорее как сестры, встретившиеся после долгой разлуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153