Роза, поймав в зеркальце заднего обзора взгляд молодого человека, улыбкой поблагодарила его.– Скольким людям я помогла… – задумчиво произнесла Роза, – не стоит считать…– Вы слишком добры, – не без иронии заметила Олимпия.Хозяйка уловила ее сарказм, но оставила его без внимания.– Не говори глупости, – резко возразила Роза, – если на другой чаше весов окажутся те, кто из-за меня пострадал, эта чаша перевесит…– Могу себе представить, – ехидно заметила девушка.– Ты себе слишком много позволяешь! – оборвала ее хозяйка.Девушка помогла старухе накинуть на плечи лисью горжетку и примирительно произнесла:– Вы, синьора, развлекаетесь, изображая из себя бедную пенсионерку.– Ну, бедной меня, пожалуй, не назовешь, но я действительно пенсионерка, – возразила Роза. – Теперь я всего-навсего Роза Дуньяни, вдова Руджеро Летициа, по документам – домохозяйка, пенсионерка, собственных средств не имею.Теперь, когда Роза сняла поношенное пальто и уродливую шаль, серебристо-седые волосы и живой взгляд по-особому освещали ее тонкое лицо.– Значит, вы только из любопытства возвращаетесь к собственному прошлому? – вызывающе спросила Олимпия.– И почему я до сих пор не выставила тебя вон?– Наверное, я вам нужна…– Да я таких сотню найду! – резко оборвала она сиделку.– Разве? – смутившись, пробормотала Олимпия, вдруг испугавшись, что позволила себе слишком много.Но синьора, похоже, не собиралась сердиться, и девушка успокоилась.– Сотню! – решительно повторила Роза. – А держу я тебя потому, что мне по нраву твоя прямота.«Слава Богу, пронесло!» – с облегчением вздохнула Олимпия и, не удержавшись, взглянула на ноги хозяйки.Та заметила взгляд и прекрасно поняла, что он означает.– А на ноги мои не смотри! – велела Роза. – Если мне взбредет в голову дать тебе пинка, я еще вполне в силах это сделать. – И она добавила со всей серьезностью: – Я могу сделать все, если действительно того захочу.«Попробуй снова стать молодой…» – подумала про себя Олимпия. Однако она поостереглась высказаться так прямо и резко вовсе не потому, что боялась оскорбить хозяйку, а из страха потерять место. Но Роза, казалось, читала ее мысли.– Скажи, скажи, змея, что у тебя на уме? – ехидно спросила синьора.Ответ не заставил себя ждать.– Хотела бы я быть такой же сильной, как вы, – призналась девушка, и, в общем, она не кривила душой.Если чему и завидовала Олимпия, то именно силе духа хрупкой старой женщины. Богатство и могущество Розы – все было лишь следствием ее несгибаемой воли.– Увы! – вздохнула Роза, и в глазах ее промелькнула грусть. – Тело мое наполовину мертво.Она помолчала, а потом, похлопав Олимпию по крепкой круглой коленке, добавила:– Ноги мои отходили свое, а скоро и остальное последует за ними. А ты еще завидуешь…Девушка попыталась утешить ее:– Не всегда же так было…– Нет, – улыбнулась Роза, – бывало и куда хуже!Бронированный «Роллс», провожаемый завистливыми взглядами, уверенно и бесшумно двигался в потоке машин, который, казалось, расступался перед роскошным автомобилем. Сквозь стекла лимузина проплывавшие в сером тумане вывески магазинов и дорогие витрины казались еще заманчивей.Роза откинула крышечку в подлокотнике сиденья и вынула синюю бархатную коробочку; в ней оказалось четыре изумительных кольца. Она надела по одному на указательный и средний палец левой руки и два – на безымянный палец правой. Роза вытянула руку, любуясь чудесными камнями, вставленными в ажурные оправы.– Прошу, синьора, – сказала Олимпия, протягивая госпоже зеркало.Роза несколькими взмахами расчески привела в порядок серебристо-седые волосы. В зеркале отразилось ее все еще красивое лицо.– Ну вот, – заключила она, – как бы то ни было, но возвращаться иногда к началу собственного пути весьма полезно.– Возвращаться, чтобы творить добро? – не удержалась от вопроса Олимпия.Роза строго и властно взглянула на служанку.– Запомни, – произнесла синьора, – творящий добро облегчает жизнь прежде всего самому себе. Я не хочу забывать, какой путь прошла, и не желаю утрачивать связи с реальной жизнью.– Конечно, я понимаю, синьора, – поспешила заметить Олимпия, думая, что хозяйка ожидает ответа.Но Роза, не обращая внимания на девушку, продолжала как бы про себя:– Я всегда оставалась в одиночестве – и в горе, и в радости. – Кивком головы она велела Олимпии убрать зеркало. – У беды друзей нет, а успех порождает досаду и зависть. В грязной луже, внизу, орут лягушки, а заберешься наверх, на колокольню, – там надрываются вороны.Она ненавидела лицемерие и любила называть вещи своими именами. Абсолютно все: и то, что относилось к судьбе человека, и то, что было связано с сексом, и то, что касалось ее собственных отношений с ближними.– Вы себя плохо чувствуете? – спросила Олимпия, заметив, как изменилось выражение лица хозяйки.– Пока нет, но постучи по дереву! – заметила Роза, роясь в сумочке в поисках ключей.«Роллс» двинулся по улице Монтенаполеоне и доехал до угла улицы Джезу. Роза с презрением взглянула на галерею, выстроенную по проекту бездарных архитекторов перед магазином Картье. Узкая, как нора, галерея, накрытая к тому же бело-желтым тентом, может, и смотрелась бы где-нибудь на Пятой авеню, но одним своим видом оскорбляла знаменитую старинную миланскую улицу.– Какая гадость! – возмутилась Роза. – Напомни мне позвонить мэру.– Конечно, синьора. – И Олимпия тут же отметила поручение в записной книжке.«Роллс» свернул на улицу Джезу и вскоре оказался у старинного дома восемнадцатого века. Развернувшись, машина съехала вниз, в просторный гараж. Там стояли автомобили разных эпох, все на ходу и сверкавшие, как зеркала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126