— Мой отец часто ездил по этой дороге… Он любил эти горы и ледники. У него даже про это ущелье стих был…
— Если он не заткнется… — предупредил Дацык.
— Иди-ка ты, парень, от греха подальше, — посоветовал Альбинос.
— Я без Кирилла не уйду, — заупрямился Мураш и сел на траву.
— А вот и уйдешь! Уйдешь! — завопил Дацык. Он подскочил к Мурашу и приставил к его лбу пистолет. — Считаю до трех и стреляю! До трех! Ты понял меня, паршивая гиена?
Мы все замерли, глядя на Мураша. Мураш не пошевелился.
— Успокойся, Дацык, — не выдержал Альбинос, — спрячь пистолет… Разберемся.
— Он будет на твоей совести, Альбино, — со злостью произнес Дацык и ткнул мне в спину пистолетом: — Встать, скотина! Перейдем от слов к делу!
Затем он заставил подняться на ноги Мураша, и повел нас к леднику. Мураш плелся рядом, сопел, кряхтел. Я поглядывал на него. Парень, к которому я не так давно проникся чувством сострадания, теперь вызывал у меня двойственное впечатление. Тот ли он человек, за которого выдавал себя? Подбитый глаз, спрятавшийся под отекшим веком, казалось, прятал и некую тайну, которую теперь уже почти невозможно было разгадать. К чему я пришел? К тому, что злополучный репортаж по ТВ, где я попал в кадр с номерным знаком «два ноля семь ДДТ», зацепил внимание не только молодого сотрудника банка, но и банду грабителей, практикующую чистку карманов состоятельных горнолыжников. Обе стороны были единые своем желании найти под обломками льда десятую модель ВАЗа. На этом их единение заканчивалось. Мураш продолжал настаивать на том, что в серебристом седане погиб его отец, поэт и романтик, а бандиты утверждали, что в этой машине ехал их дружбан с платиновым чемоданом. Я был склонен больше верить Дацыку, нежели Мурашу, и по той простой причине, что сильная сторона всегда представляется мне более честной, в отличие от слабой, для которой ложь в какой-то степени компенсирует недостаток силы.
Когда под нашими ногами захрустел ноздреватый, похожий на белую пемзу талый лед, Дацык приказал нам остановиться. Некоторое время он задумчиво ходил по самому краю берега, если, конечно, можно было так назвать ту грань, где прижались друг к другу два исполина — земляной склон горы и движущийся по ущелью ледник.
— Предлагаю больше не спорить и не ломать копья, — сказал Дацык, усевшись на сухой, подогретый солнцем валун. — Установим истину эмпирическим путем. Что се значит? Вы находите погребенный подо льдом десятый ВАЗ и откапываете его. Если в машине окажется тело батюшки нашего юного друга, то я лично принесу ему свои извинения и возьмусь организовать пышные похороны. Ну как, согласен, отпрыск музы?
Мураш, не колеблясь, согласился. Моего согласия Дацык не стал спрашивать, как бы определив мне статус бесправного невольника, который будет делать то, что ему прикажут. Мураш тоже это почувствовал и, не исключая бунта с моей стороны, горячо зашептал:
— Я очень вас прошу, покажите то место, где вы нашли номерной знак! Я к этому так долго шел…Столько боли, столько мучений…
Я посмотрел в его заплывший глаз.
— Антон, неужели ты говорил правду насчет отца?
— Правду, правду…
— Значит, они лгут?
— Наверное. Не знаю. Может быть…
— Я бы очень хотел, чтобы так и было, — искренне сказал я. — Потому что если ты лжешь, то это чудовищно, Антон.
Тот номерной знак, с которого начались мои несчастья, я нашел на глубине двух метров, в затопленном вертикальном шурфе. Я сказал Дацыку, что нам нужно взять с собой доски, чтобы передвигаться по талому льду, а также веревки, ведра и лопаты, чтобы углубить шурф. Все это когда-то было в распоряжении нашей бригады, и после спасательных работ мы спрятали инструмент в одном из приютов. Дацыку сначала показалось, что я нашел предлог, чтобы не работать, и посоветовал нам «ползти по леднику раком», а шурф углублять руками, но, поразмыслив, все-таки отвел нас к приюту, который служил нашей бригаде складом. Лопаты и веревки оказались на месте, а вот доски Дацык порубил на дрова, да еще одно ведро Л ера приспособила для мытья головы.
Пришлось разбирать крышу и снимать стропила. В то время как мы с Мурашом занимались этим делом, под нами разыгралась настоящая драма, где главные роли исполняли представительницы прекрасной половины нашей милой компании. Л ера с воплями носилась за Тучкиной, грозя повыдергивать ей все волосы и связать уши на затылке бантиком. Тучкина, не выпуская из рук черную от копоти кастрюлю, молча убегала, неожиданно меняя направление и ловко уклоняясь от преследовательницы. Выдохшись, Лера подобрала с земли камни и принялась швырять ими в женщину, но та, как бывалый солдат, переживший не один бой, прикрыла голову кастрюлей и спряталась за пустой бочкой из-под соляры.
Самое любопытное, что происходящее спокойно созерцал Альбинос, удобно устроившийся на трехногом стуле. Казалось, бабские разборки интересовали его не больше, чем вьющиеся у самого лица дрозо-филки. На глаза Альбиноса были опущены зеркальные лыжные очки, глаза его потому были недоступны сторонним наблюдателям, но мне почему-то показалось, что взгляд обаятельного грабителя устремлен на ослепительную вершину Крумкола.
— Альбинос, милый! — со слезами на глазах воскликнула Лера, когда силы ее исчерпались и она прекратила погоню. — Почему ты молчишь? Почему ты не возмутишься, не прогонишь ее?
— А готовить кто будет? — с железным спокойствием спросил Альбинос.
— Я! — с готовностью ответила Лера.
— От твоей еды собаки дохнут.
Лера даже поморщилась, как от боли, и тотчас слезы хлынули из ее глаз. Она прижала ладони к лицу, запрокинула голову и стала медленно оседать на землю, как кожаный бурдюк, который прохудился и из него стала выливаться вода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84