Я пошел, как водится, к
начальнику поезда и взял какого-то еще дерьма болгарского. Говорил мне
друг мой восточный Слободан, чтобы я этого ничего не пил, но
альтернатива-то где? Сели, короче, продолжать стали. Выясняется вдруг, что
она поэт, представляете себе такой облом? И ну давай мне стихи свои
читать. Ну я слушал. Внимательно и безрезультатно. Утром на перроне
получил от нее телефон и просьбу звонить. Я этот телефон, естественно,
затерял. Она цитировала мне Борхеса.
Убей бог, не помню, куда я делся с перрона. Престарелая девственница
совала мне свою квартиру, а я не мог себя найти. Не прохиляла ее
пыльность. Она злилась. Она пыталась укусить меня за голову, мня младенцем
с черепной мягкостью. Зубы ломались и девственница заинтересованно
отбегала. Я восторженно улюлюкал вослед. Люди вокруг задумались. Я ушел.
Выпил. Невский. Иду. Вроде зима. Свежие пионеры. Мы кричим Виктор -
подразумеваем Веня! Мы кричим Веня - подразумеваем Виктор! И оргазмируют.
Ну тут уж я возмутился - какого черта орете?! А фамилия ваша? - грозно и
независимо взывает ко мне воблоподобная вожатая, потряхивая отвислыми
грудями с исписанным ксивником. Сорокин, - говорю. Отпускают. Ухожу.
Чувствую недоброе. А может вы еще и Борхеса читаете? - ехидно и через
плечо. Мне в затылок попадает камень. И ладно бы просто камень, а то
грязный какой-то асфальта кусок. Я его, естественно, подбираю и изящно
отправляю назад, прям этой стерве в лоб ее морщинистый.
Убил на хуй.
Довольный стал, дальше иду. Надо, думаю, еще чего-нибудь выпить.
Нашел чего-то, выпил, а в глазах этот ее берет желтый, как яичница, и
улыбочка эта дурацкая - надо ж так было? И еще выпил. Выпил и чувствую -
вот сейчас обкладывать начнут. Бегу к Дворцовой, а там пусто, видно все. И
палец посередь торчит, а я ощущаю - сейчас уже сирены завоют. И идет
навстречу какой-то откровенный урод, любой другой посмотрит - так, ничего
особенного, но я-то вижу! Вижу - обкладывают. Он мимо прошел, я ему:
Здравствуйте, он мне: Добрый день, а я его за шею хвать - он удивленно так
смотрит. Я пальцы сильнее сжал - он совсем растерялся, сказать что-то
хочет, руками замахал. Я еще сильнее. У него глазенки повылазили, язык
вывалился и синий весь такой. Бросил я его прямо тут, на площади, и ну
бежать - дальше, к набережной. Бегу и думаю - надо бы еще чего-нибудь
такого выпить. Бегу. Вижу. Машина милицейская стоит, чинят что-то. Думать
быстро надо - это я умею. Хватаю кирпич, подбегаю к одному - по темечку с
замахом, он и сказать-то ничего не успел на прощание. Лицо все красное
стало, течет и течет по кирпичу милицейский ум. Ну, думаю, кино. Другой ну
давай из под лайбы вылазить, а я тут как тут, ногой по домкрату дал изо
всей силы. Она нежно так опустилась, со вздохом томным, и диском
обнаженным по вые его гладко выбритой. Погрузилась и отделила. Смотрю -
торчат шланги внутренние, жизнедеятельность утихает. Провел я пас его
головой безфуражной в ближайшую подворотню и думаю - вот, хорошо. В машине
сразу нашел, не бог весть что, но выпил. Спокоен. Вылезаю из машины - а
она цвета такого канарейного, как яичница, как берет ее. Как обложка у
Борхеса. Затошнило сразу, но я сдержался, у того, что ум растерял автомат
снимаю, затвор передернул, в небо туманное очередую. Хорошо. И на
набережную погнал.

3
Как водится дует. Ветер с моря. На Неве рябит. И пара притихших
особей с надеждой взирают на крепость. Делают вид, что любовь, но меня не
обманешь. Не обложишь меня. Она оборачивается прямо навстречу моему
точному огню. А партнер ее и обернуться не успел - перекинулся через
парапет и, сверкнув ботинками всплескнул в тяжелой воле. Она оседала
медленно, не сводя с меня удивленно распахнутых глазенок. Слева кто-то
закричал, но я быстро его успокоил, переключив автомат на одиночный. И тут
же приложился к милицейской фляге.
А со стороны стрелки уже сирены воют. Я дальше - бегу, прихлебываю,
всех встречных собираюсь меткими выстрелами положить. Идиотов каких-то
учат в этих милициях - сами под пули лезут. И смотрят так удивленно, с
интересом, словно прислушиваясь к последним движениям своих внезапно
слабеющих организмов. Перед самым мостом попалась какая-то мелкая совсем,
лет четырнадцати, а все туда же. Я ей прямо в лоб ее прыщавенький
засандалил - полчерепа снесло, она ножками загребла так смешно и прямо в
грязь повалилась. Только что был агент - и вот уже грязная куча
остывающего мяса, словно сигарету в лужу бросили - и она уже бычок,
грязный и безусловно отвратительный.
Тут прямо с моста с воем на меня, черт возьми, я даже испугался
немного - откуда им здесь-то взяться, я ж ни единого свидетеля не
оставил... Очередую в стекло лобовое, не глядя, они тормозами взвизжали и
на парапет - верно, зашиб рулевого. Спокойно так из фляжки глотнул. И тут
как долбанет в плечо...
Я флягу выронил. Боль адская, просто невыносимая. Обернулся - а он
кричит: Брось, кричит, автомат. Руки, кричит, вверх! Вот так.
Я все, что в магазине оставалось прямо в пасть его разинутую, гнусную
выпустил. И как он только из машины вылез?
Дико болит рука, да что теперь - все равно в ней нечего держать -
фляжку я потерял. Там оставалось совсем немного. Поднял пистолет этой
гниды и бегом, бегом через мост моля бога, чтоб не взяли до другого
берега.
И повезло!
Встретилась только одна старуха, лет сто пятьдесят - они и старух к
себе записывают!
1 2 3 4 5