А вы смогли бы охарактеризовать свою веру как непоколебимую?Тима загнал в тупик этот неожиданный экскурс в философию. Он пробормотал, что тоже до сих пор избегал приверженности какой-либо одной жесткой нравственной системе. Во время учебы в швейцарском пансионе у них с Сисом был один учитель химии, который считал, что дети представителей разных народов подобны неустойчивым химическим соединениям. Однажды он изрек: абсолютно известным ему человек склонен считать то, к чему он должен проявлять наибольшее недоверие. Эти слова Тим воспринял близко к сердцу, и хотя не отказался от некоторых абсолютных принципов, к примеру о том, что убивать грешно, в остальном он отвергал любые нравственные догматы, которые казались слишком замысловатыми, в том числе насаждаемые религией, в пользу инстинктивной порядочности, опирающейся на твердый фундамент: запреты лгать, проявлять жестокость и уж тем более убивать или воровать.В целом же он руководствовался принципами умеренного гедонизма и чувства ответственности только по отношению к тому, что было вверено ему лично, и не тратил слишком много сил на большой мир, который все равно не сумел бы изменить к лучшему живущий впроголодь писатель. Впрочем, Тим замечал, что иногда в его писанину вкрадываются противоречивые высказывания, особенно если речь в ней идет о таких предметах, как массовые убийства в Африке или коррупция в политических кругах Франции. Если бы он твердо знал, что его действительно читают, он был бы более снисходителен к своей склонности полемизировать.– О чем говорится в этих манускриптах? – полюбопытствовал Тим.– О конце света, разумеется, с более или менее конкретными подробностями, порой весьма колоритными – как в испанских пророчествах об огнедышащих драконах, которые сожгут все сущее, воспламенив леса чешуйчатыми пылающими хвостами. А вот и изображение огнедышащего дракона.
Утро пролетело для Тима незаметно. Крей оказался замечательным, на редкость словоохотливым собеседником.В полдень Тим расстался с ним и направился в отель «Мистраль». Как он и предсказывал, женщина за стойкой возмутилась, услышав просьбу открыть номер исчезнувшего месье, и ее пришлось долго убеждать, приводя разумные доводы. Месье не появлялся в отеле с субботы, то есть почти четыре дня, и никого не предупредил о своем отсутствии. Они никоим образом не нарушат правила отеля, тем более что там предписывается открывать номер и выносить из него вещи в случае, если постоялец куда-то пропал и не собирается платить. Но багаж Габриеля Делии не отдали: согласно тем же правилам, его следовало запереть в камере хранения. Служащая отеля потребовала, чтобы Делия и Тим присутствовали при сборе и выносе вещей во избежание дальнейших жалоб.Из любопытства Тим согласился присутствовать при сборах. Подобно Делии, он ожидал, что в комнате они увидят беспорядок, оставленный теми, кто поднял здесь шум предыдущей ночью, однако номер выглядел вполне опрятно. Пиджак лежал на кровати, горничная положила в ванную новый кусок мыла, на подставке стоял открытый чемодан и бумажный пакет, небольшой рюкзак – на комоде. На полочке в ванной нашлись бритва и расческа.– Закройте чемодан, и мы снесем вещи вниз, – сказала служащая отеля, когда Тим и Делия собирались уйти из номера. – Тем не менее месье придется заплатить за четыре ночи и за хранение вещей, или же вы будете вынуждены заплатить за него.Понизив голос, точно боясь, что женщина-портье подслушает ее, Делия сообщила Тиму, что больше не желает оставаться здесь ни на одну ночь.– Здесь происходит что-то странное и страшноватое.– Очень может быть, – согласился Тим.– Я перебралась бы в другой отель, но мои деньги до сих пор не пришли. Они застряли где-то в пути. И мне не всегда передают сообщения от тех, кто звонит мне.Тим не смог придумать ничего лучшего, кроме как предложить Делии переночевать у Анны-Софи. Глава 17ПРИГЛАШЕНИЯ Эстелла была не то чтобы бессердечной или равнодушной – просто не разбиралась в церемониях, по крайней мере по ее собственным словам. Иногда она беседовала с Тимом о свадьбе, и таким образом ему досталась роль посредника между Эстеллой и ее дочерью, вынужденного терпеливо объяснять Анне-Софи опасения ее матери. Эстелла призналась ему, что ей неприятно подводить Анну-Софи неумением почувствовать всю важность момента и оказать помощь, незнанием деталей церемонии, отсутствием творческих идей по поводу платья или свадебного ужина.– Для этого необходимо вдохновение, полет фантазии – я все понимаю, но церемонии давно перестали нравиться мне. Au contraire, ритуалы пробуждают во мне скепсис, наводят на мысли об обманутых ожиданиях и обреченности. И все-таки, дорогой Тим, я полна надежд на то, что ваш брак окажется удачным. И вправду, чем он не идеален?– Он будет удачным, – заверил ее Тим. – Анна-Софи обожает строить планы, она на редкость организованная женщина.– В самом деле! Она поистине удивительна. Мне почти нечего добавить к ее совершенству. – Тим так и не понял, иронизирует Эстелла или говорит всерьез.Что касается приглашений, Эстелле предстояло написать мадам Нолинджер, даже обеим дамам Нолинджер, в Мичиган, но прежде выяснить у Тима, как его родители предпочитают называть себя. Тим старался не упоминать о том, что его родители в разводе, и потому не знал, известно ли об этом Анне-Софи и Эстелле, несмотря на два разных мичиганских адреса. Возникли вопросы и о том, следует ли воспользоваться титулами, званиями, воинскими чинами. К примеру, воевал ли отец Тима? (В последний год войны он служил рядовым матросом – других подробностей Тим не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109