– Что это вы делаете? – недовольно спросила Френсис.
– Мне было скучно, и я решила посмотреть картины. Думала, узнаю что-нибудь полезное для себя.
– Ну и как, узнали?
Френсис подошла и взяла у Лавинии портрет. Та улыбнулась.
– Да, я узнала, что вы и раньше были знакомы с отцом. Это же его портрет в молодости, да?
– Это мог быть любой юноша.
– Мог быть, конечно, но вы, миледи, слишком хорошо рисуете, чтобы я не узнала, кто вам позировал. Да вы только посмотрите на этот вихор, у меня точно такой же. – Для наглядности она приподняла волосы надо лбом. – Я уж не говорю о бровях вразлет, как крылышки.
– Ну хорошо, – признала Френсис, – это действительно портрет молодого маркиза Риели. И что из этого?
– А почему вы поставили его лицом к стене?
– Чтобы на него не смотрели юные леди.
– Я поняла по портрету, что вы были близко знакомы с ним. Это так?
– Вряд ли вашему отцу понравится, что вы устраиваете мне допрос.
– Пожалуйста, ответьте! Вдруг, это поможет мне хоть что-то о нем узнать. Мы с Дунканом почти не видели его в детстве, он был для нас как посторонний.
– У вас же была мать, можно было расспросить ее.
– Ой, да она постоянно болела. Мы ходили по дому на цыпочках, чтобы ее не потревожить. К нам была приставлена мисс Хастингс, но она не очень себя утруждала, так что до того дня, когда Дункан уехал в школу, мы были предоставлены самим себе. Я скучаю по брату.
– Это естественно.
– Мне кажется, я потому и выросла такой букой. Мама отчаялась меня исправить. Папа после ее смерти старается относиться ко мне по-доброму, но он такой отчужденный и строгий… Очень хотелось бы узнать, есть ли в нем что-то человеческое.
– Лавиния, как вы можете сомневаться в этом?
– Тогда расскажите, каким он был.
– Молодой человек знатного рода, спортсмен.
– Ну, это-то я и сама знаю. – Лавиния улыбнулась. – Как получилось, что вы написали его портрет? Где вы его писали? В мастерской?
– Нет, у меня тогда не было мастерской. Я писала его в боксерском зале Джексона.
– Правда? Какой смелый поступок!
Это в самом деле был смелый поступок. Чтобы побыть вдвоем, они с Маркусом выбирали для свиданий самые немыслимые места, и как-то он попросил ее прийти в боксерский зал. Каким образом ей удалось ускользнуть из дома, прихватив альбом для рисунков.
– Я написала его по заказу, – сказала Френсис. – Но заказчик передумал, и портрет остался у меня. – “Заказчик”, то есть Маркус, передумал не только насчет портрета…
– Мне он очень нравится, он гораздо лучше ужасного портрета леди Уиллоуби.
– Это два разных стиля и разные объекты, их нельзя сравнивать. – Френсис было много легче обсуждать достоинства полотен, чем недостатки герцога Лоскоу. Она не могла выбросить из головы рассказ Джеймса. Неужели это правда? Что знает об этом Лавиния?
– О, понятно! Папин портрет дышит силой, каждый мазок как бы говорит: “Я бог, я непобедим”. Но вы не ответили на мой вопрос. Вы были близко знакомы с папой в юности?
– Не очень. Я в тот год впервые вышла в свет, и мы встречались обычно на всяких светских собраниях. Мне было семнадцать, а ему двадцать три. После того сезона я его больше ни разу не видела.
– А мне кажется, это не все.
– Не знаю, с чего вы это взяли. Вообще я не хочу больше говорить об этом. Давайте лучше посмотрим, как вы выполнили задание.
Они стояли голова к голове, рассматривая рисунок, когда слуга сообщил о приходе герцога. Френсис не успела даже подготовиться, как он уже оказался в комнате.
– Миледи. – Он был серьезен, Френсис улыбнулась, в ответ его губы дрогнули.
– Ваша светлость, мы как раз заканчиваем.
– Можно взглянуть? – Маркус взял рисунок. – Винни, это все ты нарисовала?
– Да, папа. – Прежнее оживление покинуло девушку, лицо стало хмурым, как обычно.
– Очень мило. Неплохо. – Маркус с любезной улыбкой повернулся к Френсис. От страстного мужчины, целовавшего ее в карете, не осталось и следа. – Многообещающее начало, не правда ли, миледи?
– Да, вы правы. – Френсис старалась говорить спокойно. – Через несколько лет у меня появится конкурентка.
– Ну уж нет, – сказал Маркус, – не думаю, чтобы Лавинии пришлось думать о том, как заработать на хлеб.
– Согласна, но это не значит, что ей не захочется применить свой талант, – резко возразила Френсис.
– Мужья обычно не любят талантливых жен.
– Неужели? – Надменный тон Маркуса вывел ее из себя. – Мой муж, например, полностью меня поддерживал. А теперь, когда его нет со мной, я занимаюсь живописью и преподаю, чтобы заполнить свою жизнь, доказать самой себе, что, если я и вдова, это еще не значит, что я нуль, я зарабатываю, чтобы помогать сиротам, а вовсе не ради куска хлеба. – Френсис показалось, что Лавиния издала сдавленный смешок.
Маркус улыбнулся.
– Ваша взяла, миледи, извините меня. А как идет портрет?
– Неплохо, милорд.
– Наверное, нелегко было заставить мою дочь сидеть спокойно?
– Надо было просто занять ее чем-то, что ее интересует.
– И как вы этого добились?
– Кролик помог, – вставила Лавиния. – Тот, которого мы нашли в саду.
– Кролик? – Маркус посмотрел на Френсис. – Так он жив?
– Естественно. Я же обещала Эндрю, а свое слово я держу.
Был ли это намек на то, что он не всегда выполнял свои обещания? Маркус не привык, чтобы его упрекали, и ему стало неприятно.
– И вы позволили Лавинии держать его?
– А почему нет? Его я тоже нарисовала, он помогает выразить характер ее милости.
Маркус нахмурился. С Лавинией и так нелегко справиться, а тут еще Френсис Коррингам ей потакает. Нет, он этого не допустит.
– Могу я посмотреть?
– На кролика? – удивленно спросила Френсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55