Энн смотрела, как он прицеливается, привычно удивляясь тому, что чудовищное косоглазие Д. У. нисколько ему не мешает. С трех сотен ярдов он уложил молодого пиянота, а звук выстрела вернулся к ним эхом, отразившись от северных холмов.
– Вот это да! – восхитился Джордж.
– По мне, это достаточно чисто, – сказала София.
Д. У, коему присвоили титул Могучего Охотника, направился к туше, чтобы разделать ее с помощью Энн, позднее объявившей, что это мероприятие было интересным упражнением в полевом анатомировании, – а остальные тем временем установили барбекю. К середине дня все были умиротворены и счастливы, словно доисторический отряд олдуванских охотников, насытившись непривычными и вожделенными белками и жирами, чувствуя, что впервые за несколько месяцев поели по-настоящему. Глубоко в своих генах они были зверями саванны, и плоские луга с разбросанными по ним редкими деревьями каким-то смутным образом ощущались ими, как родные. Флора этой равнины была теперь знакома людям, и они знали целый ряд растений, годившихся для поддержания жизни. Коронарии только смешили их, укусы змееголовов были болезненны, но не ядовиты. Окружающая местность уже стала им домом, как в эмоциях, так и на деле, и людей больше не тревожило, что они живут открыто.
Таким образом, Ракхат казался им знакомой величиной, и когда люди, один за другим, заметили незнакомца, решительно направлявшегося к ним, то лишь немного удивились, полагая, что это торговец с баржи, который прибыл за грузом цветов, не зная, что все Ва Кашани отсутствуют, выкапывая где-то корни пик. И конечно, они не встревожились, поскольку руна были миролюбивы и безобидны, как олени.
Позже Д. У Ярбро вспомнит, как вдумчиво Алан Пейс выбирал музыку, которую он преподнесет Певцам первой, чтобы познакомить их с человеческой культурой. Утонченные математические восторги кантаты Баха, волнующие аккорды секстета из «Лючии ди Ламмермур», спокойные, навевающие воспоминания красоты Сен-Санса, величественность симфонии Бетховена, вдохновенное совершенство квартета Моцарта – все это было рассмотрено. И нынешнее событие невольно напомнило об Алане Пейсе. Музыку, звучавшую из динамиков катера, пока к ним приближался Супаари Ва Гайджур, выбрал Джордж, в немалой степени разделявший эклектический вкус Алана. И хотя Алан не избрал бы именно эту композицию, чтобы представить Ракхату человеческую музыку, то, что услышал Супаари, было на самом деле тем, от чего Алан Пейс получал удовольствие: ритмичная мощь, воспаряющие вокальные партии и инструментальная виртуозность – не девятая симфония Бетховена, но шедевр стадионного рока Ван-Халена, 5150. Причем мелодия, как поймет впоследствии Энн, соответствовала ситуации. Исполняемая в тот момент песня называлась «Лучшее из двух миров».
Эмилио сидел спиной к незнакомцу и, увлеченно подпевая хору, ничего не замечал, пока по испуганным взглядам друзей не догадался, что прямо над ним находится нечто большое и опасное. Привстав, он обернулся – как раз вовремя, чтобы отразить атаку. Этот удар, будь он нацелен в кого другого, мог убить или, по крайней мере, покалечить, но Эмилио Сандос еще в детстве выучился распознавать намерения противника и отвечать ударом на удар тому, кто пытался его уничтожить – сделать так, чтоб его просто не было. Не колеблясь, он нырнул под взмах тяжелой руки, без вреда пронесшейся над его головой, и, стремительно выпрямившись, ударил плечом в живот, по взрывному хрюканью соперника определив, что у того сбито дыхание. Когда чужак рухнул на спину, Эмилио упал на него, пригвоздив его руки своими коленями, а предплечьем, будто стальным бруском, притиснув горло. Глаза Эмилио выражали угрозу, понятную даже тому, кто никогда не видел таких глаз: ему ничего не стоило сломать хрупкую трахею, достаточно было одного движения.
Наступила внезапная тишина – метнувшись к катеру, Энн выключила музыку, тщетно надеясь спасти этим ситуацию, – и тогда Эмилио услышал металлический щелчок взводимого курка, но не отвел глаз поверженного противника.
– Я не покупаюсь на подобное дерьмо с четырнадцати лет, – тихо сказал он по-испански – для самоутверждения. И продолжил в мягком ритме руанджа: – Кое-кто сожалеет о твоем неудобстве. Но ты был не прав. Если кое-кто позволит тебе подняться, будет ли твое сердце спокойным?
Последовало легкое движение подбородка вверх – жест понимания и согласия. Эмилио медленно отодвинулся, ожидая, что незнакомец попытается, используя преимущество в весе и силе, атаковать снова. А если такой великан ухватится за него, как Эмилио знал из печального опыта, то свернет в бараний рог; поэтому с юных лет его стратегией было биться быстро и биться грязно, чтобы расправиться с противником раньше, чем тот поймет, кто его ударил. Последние годы у него было мало практики, но навыки сохранились.
В свою очередь, Супаари Ва Гайджур, безмолвный и задыхающийся от потрясения, слезящимися глазами смотрел на эту… тварь, нависшую над ним. Наконец, когда к нему вернулось самообладание и восстановилось дыхание, он спросил:
– Кто вы?
– Чужеземцы, – миролюбиво ответил монстр, убираясь с груди Супаари.
– Это, – сказал Супаари, благоразумно потирая горло, – самое сильное преуменьшение из когда-либо произнесенных.
К его полному изумлению чудище рассмеялось.
– Верно, – сказало оно, и губы раздвинулись, показав белые и странно ровные зубы. – Может ли кое-кто предложить тебе кофе?
– Кафай! Как раз та вещь, о которой кто-то пришел разузнать, – произнес Супаари почти с такой же любезностью, извлекая осколки своей учтивости из руин, в которые ее превратили удивление и ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162