И зная это, я периодически задумывался над конечными результатами всей проводимой операции. Нет, вычисление «крота» в верхних эшелонах власти – это, само собой, дело хорошее. Но вот дальше – зачем вся эта бодяга, да еще и проведенная с таким огромным размахом? Пусть даже все складывалось бы по первоначальному плану – то есть была бы предпринята массированная атака на аэродром крупными силами Армии Крайовой. Ну накрошили бы великополяков, взяли «языков», и что? Очередная нота? Может, пожестче, но по сути все останется, как и было. Нам сейчас, действительно, сильно ссориться с Англией смысла нет. А вот если принять во внимание слова Стаса насчет демократической партии… Может, в этом вся соль? Не допустить во власть тех, кто впоследствии развяжет «холодную войну». Епрст! Как интересно получается…
М-да, надо будет у Колычева поинтересоваться, прав я в своих рассуждениях или нет. Хотя, если он мне ничего раньше не говорил, то и сейчас вряд ли что скажет. Нарвусь только на очередное напоминание относительно секретности, и этим все дело закончится.
Пока я размышлял, Стас, широко зевнув, предложил:
– Ну что, может, закончим на сегодня? Как-никак, уже через четыре часа вылет.
– Согласен.
Поднявшись, я пожал руку Тверитину и, уже подходя к двери, полюбопытствовал:
– Слушай, раньше неудобно было, а сейчас вроде можно спросить – тебе где так фейс покоцало? На фронте, миной?
– В шахте.
От такого неожиданного ответа я только крякнул и удивленно уточнил:
– Так ты не только на журналиста отучился, а еще успел и шахтером поработать? Вот ведь никогда бы не подумал.
Стас криво ухмыльнулся:
– И я не думал, только пришлось-таки три года «давать стране угля» в шестом Особлаге. Самое смешное, что попал я туда за то, за что сейчас мне деньги платят да еще и нахваливают. А вышел в начале сорок второго по амнистии. Тогда очень многих повыпускали. И так как поражение в правах практически со всех амнистированных было снято, то вернулся домой, в Москву. А дальше – фронт и работа корреспондентом «Известий». Потом – командировка к белорусским партизанам, где познакомился с Петром Мироновичем Машеровым. Познакомился и подружился. А еще через четыре месяца был отозван в столицу и вызван на Лубянку. Сначала перетрусил, но Петро объяснил, что наркому НКВД для какого-то важного дела нужны нестандартно мыслящие личности. И что, когда Машеров в разговоре с Лаврентием Павловичем озвучил несколько моих идей, то Берия очень сильно ими заинтересовался. У него ведь особый талант – находить нужных людей…
– Ого! Воистину судьба играет человеком – вчера зэк, а сегодня кремлевский житель. И главное, через кого?!
– Да, именно через Берию. Я же говорю – у него талант… И еще, если уж так разговор повернулся… – Стас как-то смущенно замолчал, а потом продолжил: – Когда товарищ Сталин мне про тебя рассказывал, то упомянул и о том, что ты по поводу арестованных говорил. Поэтому – спасибо тебе! Если бы не ты, я бы до сих пор на нарах парился. И тысячи остальных тоже…
Я в смущении чуть не шаркнул ножкой.
– Чего уж там. Если что – обращайтесь еще!
Тверитин рассмеялся.
– Ну уж нет! Теперь «если что» не будет! Я это точно знаю! Все ведь меняется, неужели ты не чувствуешь?
Демонстративно понюхав воздух, я ответил:
– Вроде ничем не пахнет…
Не обратив на мое ерничанье никакого внимания, собеседник продолжил:
– Ничего, почувствуешь еще! А вообще, конечно, странно: кто бы мне в Особлаге сказал, что начнутся такие перемены, и я буду говорить с пришельцем из будущего… Это ведь фантастика!
– А то, что бывший зэк станет главным идеологом – это не фантастика? Вот то-то! – После чего, окинув гордо-шутливым взглядом Стаса, добавил с грузинским акцентом: – Так випием же за кибернетика!
– Что?
– А, – я махнул рукой, – не обращай внимания. Это из одной старой комедии, которую еще не сняли.
– Да, кстати, про комедии, трагедии и все такое прочее. До тебя, конечно, это доведет товарищ Колычев, но сразу предупреждаю – готовься. Я все знаю насчет песен и теперь заранее говорю: относительно кинофильмов будет то же самое. Только не надо делать такие испуганные глаза – тебя к киноаппарату никто ставить не собирается. Просто будешь надиктовывать сюжеты. Все, какие вспомнишь. И это относится не только к кинематографу, но и ко всей сфере искусства. Как советской, так и иностранной. Да и у технарей, насколько мне известно, к тебе множество вопросов опять накопилось…
Вот зараза, как знал, что просто так с меня не слезут. Только увидел эту хитрую, очкастую морду, так и понял – приехали. Этот – не отвяжется, пока своего не добьется! Интересно только, что за вопросы ко мне со стороны ученых появились, я ведь вроде все рассказал, о чем знал и не знал? Хотя Гусев как-то говорил, что даже во время глубокого гипноза многое можно пропустить просто потому, что оператор не знает, какие именно вопросы задавать. А пациент может о чем-то и не вспомнить, считая это само собой разумеющимся. Вон, как с шариковой авторучкой вышло…
Я про нее уже после всех гипнотизеров просто в разговоре вспомнил. Хорошо, Колычев обратил внимание на мои слова. Оказывается, патенты на эти шариковые ручки уже вовсю выдавались, но сами ручки были полным отстоем. Паста в них либо засыхала, либо вытекала, пачкая одежду. И над их усовершенствованием трудились лишь отдельные энтузиасты. А когда я сказал, что именно шариковая ручка является основным пишущим инструментом моего времени, то за ее доводку посадили целую лабораторию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15