Славяне перевозили печенегов не так уж далеко – из-за рощи в свой лагерь, вдоль берега. Но берег был здесь сложный, извилистый, а движение людей и плотов еще хитрее, так что из Города должно было казаться: перевозят конницу с другого берега Пропонтиды, и, может быть, числом немалую.Свечи позаимствовали в ближайшем монастыре.– Воск – наш товар, славянский, – сказал старик-новгородец. – Не будет наших купцов в Царьграде, не будет свечей у ромейского бога.Подкрепленная мечами и копьями, криками конников во дворе, эта истина восторжествовала над монахами.
Огней над плывущим войском было много, Пропонтида их отражала. Качались блестящие мокрые конские морды. Тяжелые длинные морды, коротковолосые стоячие гривы – на таких конях в былые века мчались скифы, теперь – печенеги. Но никогда не заносило еще этих выносливых и упрямых лошадей в волны Пропонтиды.– …Отпусти поводья подальше, грести неловко, веслом лошадь накрою! – повторял печенегу славянский гребец.– …Плот перевернется, если конь спрыгнет! Погоди, ближе к берегу подойдем, – останавливал другой славянин на плоту печенега, который хотел свести коня в воду и поплыть на нем. Держал упрямого степняка за руку. Начиналась возня, кони на плоту шарахались…– Хорошо еще, море спокойное, – сказал сквозь зубы Радомир, любечский воевода. – А то бы мы их потопили всех в волне ромейской. Рыбам на корм.Новгородец не слышал его, потому что как раз закричал в этот момент на какую-то из лодий по-печенежски:– Здесь скалы под водой! Кони ноги побьют! Дальше выводи, вон у того мыска!..Видно было, как печенег, услышав его, полез обратно из воды в лодью, накручивая на руку длинные поводья, заводя лошадь к правому борту, подальше от берега.– За такое дно – особая плата! – кричал он новгородцу.– Будет! – кричал новгородец. – Но только на одного коня, тебе это не в опасность.– Жадный какой!.. – хрипел печенег.– Хорошо еще, не в Босфоре идем, там бы совсем против течения, – продолжал перечислять Радомир, как им повезло. – И ветер с севера утих. А то бы пришлось топить их всех…– Еще лучше, что они твоих слов не слышат, печенеги.– Хорошо, что нам не тихо сейчас идти надо, а то как бы им глотки заткнули? Крику-то! Пришлось бы топить…– Сейчас чем шумнее, тем страшнее. Хорошо нас видно из Города?– Доберемся до места, пойду спрошу у василевса.Олег вышел к берегу.– Не знал, что такое маленькое море так напугает печенегов, – сказал князь. – Надо бы и нам возле Киева свою Пропонтиду сделать. Или у порогов. Ой как надо бы!Велемудр стал честно прикидывать в уме, можно ли это сделать: плотины навести… Стратимир покачал головой:– Легче Пропонтиду отсюда вывезти – в кубках, в ковшах.С плота прыгнул в воду Радомир, высоко поднимая толстую свечу. Плеснул водой себе на лицо, фыркнул:– После такого дела, князь, меня уже ничем не возьмешь! Скажи: я все стены константинопольские по камню разберу. Но печенегов возить…Весь мокрый, как будто из его кожи сочилась сквозь поры вода, выходил на берег новгородец.– Холодно, – сказал он сам себе. – Отведите меня к костру!Он устал за утро, день и ночь.Первые всадники поскакали мимо лагеря, вдоль цепи лучников. Им указали, где ручей. Помчались пить. Во дворце Вестники разбудили Большой дворец. И так было трудно уснуть, а тут еще:– Они переводят конницу с того берега!Логофет дрома покачивался, держась руками за голову:– Конница! Неужели арабы! Неужели у славян договор с ними!Царский брат Александр смотрел на Фому с презрением.Логофет заметил это: «Неужели он не понимает, что грозит сейчас Городу?»– Какая разница! – рявкнул Александр. – Стены от этого не рухнут!«Может быть, это он устроил, его это дела? – подумал Фома. – Его желание стать василевсом зашло так далеко, и он сделал тайным проход варваров к Городу?»– Сколько их? – спросил Самона вестника.– Не сосчитать. Огней много. Конники уходят в рощу. Совсем не видно.– Огней много, а ничего не видно?! – переспросил Самона.Вестник поклонился с перепугу.Василевс не выходил к ним, молился. Глаз Самоны Под утро к паракимомену прибежал человек, приставленный следить за Абу Халибом. Он сказал, что вчера под Царским портиком какой-то, с виду ученый, чудак говорил, что к Городу идет еще сто тысяч воинов. И вот они – прибыли ночью.– Сто тысяч?– Да. Столько же, сколько славян, говорил он.– Кто говорил?– Я помню лицо, но не знаю его.– Как хочешь и что хочешь помни, но решается твоя судьба. – Самона прикинул в уме насыщенность Города людьми и знания своего шпиона. – Три часа или вечность, выбирай сам.Выходя от него, шпион поймал себя на предательской мысли: стоило ли доносить, конники все равно уже у Города.Ночные домыслы логофета дрома и утреннее сообщение агента Самоны родили в Городе страшную весть: под Константинополь прибыли сто тысяч арабов. Город поверил не задумываясь. Начиная со вчерашнего дня, его трудно было удивить числом и внезапностью.На самом деле печенежских конников было полторы сотни.Глаз Самоны дождался вчерашнего прорицателя под Царским портиком. Стража арестовала потрепанного ромея открыто, доставила во дворец. Он и на самом деле оказался недавним секретарем одного константинопольского вельможи. Самона лично руководил пытками, но длинноволосый секретарь не мог рассказать ничего, кроме того, что плел под Царским портиком. До вечера он не дожил. СВОД ТРЕТИЙ И ПОСЛЕДНИЙОЛЕГ Князь понял: если он сейчас не придумает еще что-то, в войске наступит расслабление. Напряженный вчерашний день обернется усталостью. И Константинополь успеет опомниться от страха.Рыть подкопы, засыпать рвы – все это было бы слишком обычным делом после неожиданностей прошлого утра и ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30