– Габбу перехитрил Белушезиба? Возможно ли это?.. Урарты победили ассирийцев? Возможно ли это? Ха! Ха! Ха!.. – слышалось со всех сторон. Радость обуяла этих несчастных, обездоленных людей.
– Подумайте, раб Габбу, наш Габбу устроил им ловушку! Надо сообщить об этом Аплаю, он работает в храме Шамаша. Как бы это сделать? Такую радость надо скорее донести до старика.
– Я скажу ему, – предложил молодой киммер, знавший и Габбу и старика Аплая.
Юноша побежал к храму, стараясь не попадаться на глаза охранникам. В храме было пусто, и только у бронзовой статуи Шамаша стоял, согнувшись, Аплай. Старик так ослаб от непосильной работы, что едва держался на ногах. Последнее время он не покидал этого места, потому что не в силах был дойти до своей хижины. Когда Шумукин приходил и спрашивал, где раб, присланный ему для помощи, он говорил, что раб послан за глиной или готовит литье. Аплай сам удивлялся тому, откуда брались у него силы для работы. Он совсем не спал и долгие ночи все трудился и трудился. Одна мысль тревожила его: узнает ли он о победе урартов? Узнает ли о том, что Габбу выполнил свой долг? А может быть, Габбу погиб в горах? Прошло так много времени… Старику казалось, что прошли годы с тех пор, как он расстался с Габбу. «Еще немного терпения», – говорил сам себе Аплай.
Но почему не приходит к нему разъяренный Шумукин? Почему не угрожает мучительной смертью за бегство Габбу? Возможно ли, что он так и не узнал о бегстве раба? Поистине боги милостивы!
В это утро Аплай совсем обессилел. Он должен был обивать окалину бронзовым молотком, но молоток то и дело выпадал из его рук. Вдруг старик услышал легкие шаги и голос юноши:
– Большие вести, Аплай!
– Какие? – спросил, волнуясь, старик. – Говори скорее!
– Говорят, что Габбу бежал в Урарту и вместе с войском урартским пошел на ассирийцев! Да еще, говорят, перехитрил ассирийцев: забрался в их лагерь и повел Белушезиба прямо к урартам. Устроил ловушку.
Старик словно окаменел от радости. Так вот он, этот счастливый миг!
– Говори, что еще знаешь, – попросил он, но тут же покачнулся и упал, сжимая в руках бронзовый молоток.
Юноша в страхе убежал.
А когда разъяренный Шумукин пришел в храм, чтобы предать раба мучительной смерти, он увидел: у ног великого Шамаша лежал мертвый раб. На его измученном, морщинистом лице застыла торжествующая улыбка, а в руках он крепко сжимал бронзовый молоток.
Верховному жрецу храма Шамаша показалось, что мертвый раб смеется над ним и угрожает ему молотком… Ему почудился звон цепей, послышались стоны рабов. Шумукин в страхе попятился назад и, как безумный, бросился бежать. Он бежал и падал, а стоны догоняли его, и жрецу казалось, что не только Аплай угрожает ему бронзовым молотком, но и все замученные Асархаддоном рабы поднимаются из могил, чтобы отомстить за свои страдания.
Звон цепей и стоны долго преследовали Шумукина. И среди них отчетливо слышался голос Аплая:
«Поднимайтесь, рабы Ассирии! Мстите за себя!»

Звезды мудрого Бируни


«ЗЕМЛЯ ВЕЛИКА И ПРЕКРАСНА – ПОЗНАЙ ЕЕ!»

– Откуда у ночи такие громадные крылья? Посмотри, они заслонили все небо пустыни. Остались только маленькие отверстия для звезд. А звезды как низко повисли над нами! Вот если встану на того высокого верблюда и протяну руку к небу, непременно схвачу хвост Большой Медведицы и суну его за пояс. Хочешь, достану?..
Обернувшись к погонщику верблюдов, Якуб говорил это с лукавой усмешкой, заранее зная, что старик будет недоволен таким вольным обращением с небесными светилами. Но старый Абдулла молчал. Он ждал, что еще скажет его молодой хозяин, которому наука, верно, не пошла впрок.
А Якуб, примостившись поближе у костра и кутаясь в свой короткий халат, продолжал:
– Скажи мне, Абдулла, а что это такое – звезды? Это маленькие светильники, зажженные аллахом, или что другое? Посмотри, как они мерцают, словно улыбаются нам…
– Не гневи всевышнего! – рассердился Абдулла. – Какие там светильники! Это души умерших. Они хотят нам рассказать о райской жизни, уготованной на небе всякому праведнику. «Засуну за пояс»!.. Побойся аллаха!
Не переставая ворчать, старый Абдулла готовил для костра ветки саксаула. Он ломал их на части, а когда собрал охапку, бросил ее в костер. Погасшее было пламя с веселым треском оживилось и вдруг осветило спящий лагерь, морщинистое лицо Абдуллы и смеющиеся глаза юноши.
– Засуну за пояс, Абдулла, вот посмотришь…


Ежась от ночной прохлады, Якуб кутался в свой халат, грел ноги у костра и с наслаждением вдыхал прохладный воздух ночной пустыни. Было холодно после знойного дня. Как только солнце спряталось за дальние барханы, дневной жар сменился прохладой, и ветер принес сюда, к раскаленным пескам, аромат цветущих садов Хорезма. Позади была столица Хорезма, Гургандж, а впереди – город южного Хорезма Кят, куда держал путь караван Мухаммада ал-Хасияда. Бухарский купец возвращался из далекого царства Булгар.
Сейчас Мухаммад остановился на отдых. Широкая караванная тропа, взрыхленная тысячами верблюжьих ног, осталась в стороне. На рассвете верблюды пойдут по ней, преодолевая застывшие волны песков. Далеко вокруг простерлась пустыня, голая мертвая земля. Якубу очень хочется спросить Абдуллу об этой странной, непонятной земле. И зачем это аллах создал такую злую землю, где нет воды и только одни пески? Почему он не приблизил сюда реки? Ведь в коране сказано, что все в руках аллаха!
Вчера на рассвете, когда они покинули караван-сарай, в Гургандже, в садах хорезмийцев цвели яблони и благоухали нежные нарциссы. А через час верблюды уже шли по знойной пустыне, которая начиналась тут же, у ворот хорезмийской столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122