– Да, но самолеты летают туда и обратно. И я смогу вернуться.
Челси пожала плечами:
– Ваш ответ несколько меня озадачил.
– А что особенного в том, чтобы слетать из Нэшвила в Даллас? Если я могу лететь отсюда туда, то я могу лететь и обратно.
– Да, но для чего?
Он придвинулся ближе:
– Не для чего, а для кого. Похоже, в Далласе у Меня появился тот, кого я, боюсь, не смогу оставить. Тот, кто сильно заинтересовал меня.
– Я не верю вам. – Челси опустила глаза.
– Почему?
– Потому, что вы Жан-Поль Арманд. Вы знаменитость.
Он засмеялся:
– А разве известные люди в вашей стране не влюбляются? Вот в это действительно трудно поверить.
– Вы не влюблены в меня.
– Нет? Как вы можете разглядеть, что творится у меня на сердце?
– Это происходит несколько иначе. Люди не могут так быстро полюбить. Мы даже не знаем друг друга.
– Как прозаично! У вас, случайно, нет родственников французов?
Челси улыбнулась:
– Действительно, во мне течет и французская кровь.
– Приятная неожиданность! Мы где-то как-то соотечественники и, значит, найдем общий язык… Как долго вы живете одна? – осторожно спросил он.
– Такое впечатление, что вечность. Хотя юридически развод оформлен только на прошлой неделе. Мы были женаты двенадцать лет, но почти все это время я чувствовала себя одинокой.
– Это грех со стороны вашего бывшего мужа! – воскликнул Жан-Поль. – Ни один мужчина не должен так поступать. Вы не жили вместе?
– Нет, мы жили вместе, но это не спасало от одиночества.
– Вы говорите, как настоящая француженка. Я знаю, что значит жить с кем-то и чувствовать себя одиноким.
– Наверное, это самый худший вид одиночества: когда в доме есть кто-то, а ты, тем не менее, одна. – Челси снова попробовала кофе.
– Он жестоко обращался с вами?
Она вздрогнула. Жан-Поль, похоже, знал, как вы вести ее из равновесия.
– Я бы не хотела говорить о прошлом.
– Значит, он вас бил. Ни одна женщина не хочет говорить об этом. У вас не было братьев, которые могли бы защитить вас?
– Я единственный ребенок у своих родителей.
– Еще один грех. Ваши родители, увидев, какая вы красивая, должны были подарить вам брата, который бы защищал вас. – Он улыбнулся. – Простите мне мою дерзость, но я бы заботился о вас, если бы мы жили вместе. И это не пустые слова.
– Вы давно разведены?
– Вечность. Больше года. – Челси, наконец, рассмеялась. – Вам не нужно быть снова одинокой, имея такой смех. Услышав его, сами ангелы спустятся к вам и составят компанию.
– Ангелы плохие собеседники, – смеясь, заметила она.
Жан-Поль задумался и затем сказал:
– Я думаю, что мне придется найти самолет, который доставит меня снова в Даллас, мне не хватит трех дней, чтобы хорошо вас узнать.
Жан-Поль был очарователен, и было очевидно, что ему нравится ухаживать за женщинами. Несмотря на это и на его плохой английский, Челси нравилось то, что этот мужчина готов был лететь из Нэшвила в Даллас только ради встречи с ней. Она поймала себя на мысли, что думает о его отъезде.
На следующий день он проводил ее после занятий домой. Челси нервничала, глядя, как Жан-Поль медленно ходил от картины к картине, внимательно рассматривая их.
Когда он, наконец, посмотрел все ее работы, то молча подошел к первой из них и долго стоял, задумавшись.
– Они ужасны? – спросила Челси, не дождавшись комментария. – О чем вы думаете?
Он посмотрел на нее так, словно не помнил, что она ждет его вердикта.
– Они неплохие.
Челси расслабилась:
– Вы заставили меня волноваться.
– Они не великолепны, но и не плохи.
Она нахмурилась:
– А что не так в моих работах? Конечно, я не Микеланджело, но мне подумалось, что вы будете более благосклонны.
– Мир уже имеет одного Микеланджело. И ему не нужен другой. К тому же сегодня Микеланджело вряд ли продал бы свои картины: вкусы меняются.
– Да, конечно. – Челси ловила каждое слово художника.
– Не хватает сердца, – по-прежнему рассматривая картину, сказал он. – В них нет души.
Челси покачала головой, не соглашаясь с ним.
– Как вы можете это говорить? Я писала «Интерлюдию» в момент большого эмоционального возбуждения. Я выплакала все свои работы! Как вы можете говорить, что в них нет души?
– Когда ты смотришь на свою картину, то вспоминаешь, что в твоей жизни происходило в тот момент. Но меня-то там не было! И мне твоя картина ни о чем не говорит. – Он подошел ближе. – Игра красок смотрится довольно хорошо, но примерно так же это будет смотреться и на ожерелье, и на ткани. Эти краски не вызывают во мне никаких эмоций.
– Извини меня, Жан-Поль, но ты не прав. У всех моих друзей возникали эмоции.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Они все твои друзья. Возможно, они переживали вместе с тобой. Они видели, как ты писала картину, и помнят то время. Это не искусство. Это дневник событий.
Челси недовольно посмотрела на свои картины:
– Но что же мне делать? Как оживить картины?
Жан-Поль рассмеялся и положил руку ей на плечо.
– Загадка веков! Этому невозможно научить. Быть может, надо уметь верить своему сердцу?
– Так, значит, ты хочешь сказать, что у меня нет сердца? Спасибо!
– Сейчас ты злишься! Это хорошо. Злость воспитывает сердце. Так же как любовь, печаль и прочее. Когда однажды кто-нибудь скажет, глядя на твои картины: «Стоило взглянуть, и мне стало грустно!» или «Я смотрю и чувствую, как во мне просыпается любовь», – это будет означать, что в твоих работах появилась душа.
– Услышав подобное, никому другому бы я не поверила… – Челси внимательно посмотрела на холсты. – Сколько нужно работать, чтобы суметь передать настроение?
Жан-Поль пожал плечами.
– Откуда мне знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131