Хочу, чтобы статья сначала вышла. Я так рада. Как только выйдет этот номер, куплю несколько штук и разложу по всему дому. Ах, Кэтлин! Как мне хочется, чтобы ты была здесь, поближе ко мне. Письма – дело хорошее, но что может заменить наши бдения за кухонным столом? Помнишь их? Какое это было чудесное время.
Надеюсь, что маленький Брайан к этому времени уже поправился. Поцелуй его за меня. Скажи, что тетя Ани приготовила к его дню рождения сюрприз.
Всего доброго. И пиши, не задерживай с ответом.
Твоя Ханна».
– Почему ты пишешь под копирку?
– Должно быть, по привычке.
– И у тебя есть копии всех твоих писем?
– Это привычка, Виктор.
– А письма ко мне? Ты их тоже писала в двух экземплярах?
– Да, где-то они лежат.
– Для потомков?
– В каком смысле? – Она убрала пишущую машинку со стола и сложила все бумаги, чтобы они могли позавтракать. – Тебе сделать тосты?
Каждое утро он пил кофе – очень крепкий, но со сливками и с одним кусочком сахара.
– Хочешь перевести разговор на другую тему. Я спросил тебя, для кого или для чего ты хранишь копии писем? Многие писатели передают свои архивы в университетские библиотеки.
К чему он клонит? Ханна попыталась собраться с мыслями. – Ведь ты известный журналист, да? – настаивал он. – Твоя мать показывала твои прежние статьи. Очень выразительно. Я под большим впечатлением.
Годы спустя она поняла, что именно с этого момента ее семейная жизнь круто изменилась, что именно с этого дня и начался их разрыв. До сих пор его сарказм не проявлялся. Это была та часть характера, которая долгое время оставалась невидимой, как обратная сторона Луны. Увидев выражение ее лица, он засмеялся и обнял ее:
– Я дразню тебя, неужели не видишь? Не будь такой серьезной, Ханна. Это всего лишь маленькая глупая шутка.
Довольно жестоко с его стороны забавляться над ее пристрастием к литературе, к писательству. Ведь она не просто писала в газеты. Она все еще тешила себя надеждами, что наступит момент, и ей удастся написать что-нибудь замечательное – какую-нибудь классическую новеллу.
Но надежды и мечты были такими хрупкими, такими трепетными, что их ничего не стоило разрушить. Конечно, случившееся – всего лишь обычная неудачная шутка. Но ее нервы восприняли какой-то неясный сигнал опасности. Ведь задета была самая чувствительная часть ее души. И нападение совершено, когда она менее всего ожидала, без всяких видимых причин.
– Неужели ты не понимаешь шуток? – теперь он пытался оправдать свои насмешки.
Нет, она старается писать хорошо и не понимает, почему над этим надо подшучивать. Она не желала сводить разговор к шуткам и к таким же шутливым, ироническим извинениям. В отношениях между близкими людьми не должно быть места сарказму. Статья заканчивалась призывом к мужчинам и женщинам всех национальностей быть более терпимыми и более внимательными друг к другу.
– Может быть, несколько наивно, но в ваших словах столько искренности, что они заражают, – заметил редактор, принимая статью.
Может быть, такой же наивной была ее вера в то, что любовь Виктора защитит ее от него самого. Поддразнивание предполагает доброжелательность, оно не причиняет боли. Ханна не ошиблась насчет истинного намерения Виктора. Ему хотелось причинить ей боль без всякого на то основания.
– Кофе просто великолепный, – Виктор догадывался, что перешел границу, но не знал, как далеко он зашел.
– Может, еще? – заботливая жена победила.
– Я опоздаю, если не потороплюсь. Ты же не хочешь, чтобы меня уволили в первый же день.
Вечером к его возвращению она накрыла стол, расставила серебряные приборы, хрустальные бокалы, китайские фарфоровые тарелки. Виктор появился с цветами, шампанским и икрой. Он чувствовал, что в их отношениях что-то надломилось и хотел сделать все возможное, чтобы исправить это. Ни один из них и словом не обмолвился о том, что произошло утром. Виктор рассказал обо всем, что случилось за день – его первые впечатления от работы в американском офисе. Его поразило, что все, включая рассыльного, обращались друг к другу по имени. Ключ в мужской туалет висел на видном месте. Словом, очень многое оказалось для него непривычным. Так что они говорили в основном об этом.
А когда они легли в постель, она забыла обо всем. Виктор захватил шампанское и растворил в нем маленькие зеленые таблетки. После утоления первых приступов страсти он отвел ее в ванную:
– Я буду сегодня твоей няней, – заявил он и даже попробовал температуру воды локтем, как это делают перед тем, как опустить ребенка. Он вымыл ей волосы, касаясь их легкими, нежными движениями, и замотал голову полотенцем наподобие тюрбана.
Из воды выглядывали только кончики грудей. Он побрызгал сначала одну, потом другую:
– Словно весенний дождик, правда?
Ее соски вздрогнули. Затвердели. Он наклонился и поцеловал их.
– Твоя няня хочет доставлять тебе только удовольствие.
Почему-то мысль о том, что няня целует грудь, не воодушевила Ханну. Она слышала разговоры о том, какое можно получить удовольствие, наблюдая за тем, как ласкают друг друга две женщины. Но ее ответной реакцией было молчание, и он больше не пытался обыгрывать такие сцены.
Сколько раз обсуждались вопросы о женском начале в мужчине и о мужском начале в женщине. Размышления на эту тему помогли ей понять кое-что из выходок Рейчел, а также собственную слабость и силу.
– А теперь закрой глаза, как это делают хорошие маленькие девочки. Я сейчас…
Какая полнота чувств. Неописуемое наслаждение.
«Если я сейчас умру, я буду знать, что жила».
Что он там делает? Она прислушалась. Ну, конечно, он поставил пластинку, негромко заиграла музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115