Если честно, то я только защищаю свой народ. Это понятно?Она пожала плечами.– В конце концов, это то же самое. Неважно, что движет нами, мы все просто сражаемся. Мною движут другие соображения, но средства у нас одни и те же. А сейчас это самое главное.– Наверно, это так.– Знаешь, это случилось первый раз.Он хмуро посмотрел на нее.– Что случилось первый раз?– Ты первый раз назвал меня по имени.Давид долго и удивленно смотрел ей в глаза.Затем почти нехотя сказал:– Это было нетрудно. У тебя такое красивое имя.– Давид, мы должны сочувствовать друг другу.Он уставился на свои руки, его лицо исказилось от сомнений. Когда он заговорил, слова ему давались почти через силу.– Леокадия, в моем сердце не осталось места сочувствию. И я знаю, что в твоем тоже. В некотором смысле мы похожи. Мы живем лишь для одного – чтобы сражаться.– Да, я знаю.Он посмотрел на нее, в его глазах читалось полное смятение.– Ты ведь знаешь, почему я должен остановить эти страшные поезда, правда?– Да.– На одном из таких поездов увезли моих родителей. Я не смог спасти их, но я могу спасти других.– Я знаю.Глядя на юношу, молодая женщина вдруг почувствовала, что она на семь лет старше его, и еще она подумала: «Мы из столь разных миров…»Когда молчание стало невыносимым, Давид поднялся и оглядел амбар.– Нам придется соорудить пару коек. Ты можешь взять джутовые мешки и спать у огня. Я устроюсь в углу, там осталось достаточно сена…Леокадия вдруг вскочила на ноги, встала рядом с ним и покачала головой.– Что случилось?– Я хочу спать с тобой.На его лице снова появилось выражение крайнего замешательства, когда она обняла его за шею и прильнула губами к его устам. Он нежно отозвался, обняв ее, и стал неистово целовать. И вдруг борьба обрела иной смысл. Глава 14 Кеплера беспокоила рука, когда он вечером встретил Анну у ее дома. Ровно в девять часов он стоял на нижней ступеньке, дышал на руки, согревая их, и время от времени потирал больное место ниже плеча. Дверь открылась, теплый свет упал на снег, и показался силуэт Анны. Кеплер тут же забыл о болячке и широко улыбнулся.– Как ты красива, – сказал он, наблюдая, как она осторожно спускается по обледеневшим ступеням.Поравнявшись с ним, Анна, задыхаясь, сказала:– Я так боялась, что танцы сегодня отменят из-за того, что вчера взорвали мост…Он пожал плечами.– Это ведь произошло вне территории Шмидта, но могу спорить, что у Сандомежа сегодня не будет никаких вечеринок! Пошли, moja kochana, забудем о мостах и бомбах!Они побрели по заснеженной улице. Пока оба приближались к гостинице «Белый Орел», со стороны Вислы подул холодный, влажный ветер, и Анна инстинктивно взяла своего спутника за руку и прижалась к нему, ища тепла. Когда Кеплер почувствовал это, у него вырвался короткий невольный стон.– Ганс, что случилось?– Ничего. У меня болит рука. Наверно, ушиб ее. – Он ободряюще улыбнулся.Однако, пока они шли по темным морозным улочкам, Кеплер вскоре с досадой почувствовал, что боль в руке усиливается и вдобавок начала еще болеть голова.В восемнадцатом веке «Белый Орел» был резиденцией польского графа; гостиница стояла за чертой города, на собственной земле. Летом ее окружали сочные зеленые лужайки, теперь же двухэтажное здание со всех сторон занесло снегом. С одной стороны были конюшни и выстланный гравием участок, который сейчас заняли повозки, дрожки, лошади, велосипеды и несколько автомобилей.Пока молодые люди шли по выложенной каменной плиткой дорожке к парадному входу гостиницы, они слышали веселые мелодии и топот танцующих. Во всех окнах горел яркий свет, а из двух труб к ночному небу вились клубы дыма. Ветер, дувший со стороны реки, разносил смесь ароматов тушеной капусты, жареной свинины и горячего пирога с тыквой.В большом зале, служившем и рестораном, и танцевальной площадкой, не осталось свободных мест. Продираясь через толпу, Кеплер умудрился подтянуть два стула к столику, за которым уже расположились трое гостей. Он опустился на свой стул еще до того, как Анна успела снять пальто.Сейчас его голову разрывала ужасная боль.– Ганс? – Прохладные пальцы коснулись его руки. – Ганс?Он поднял голову и увидел озабоченное лицо Анны.– Со мной все в порядке, – громко сказал он, стараясь перекричать оркестр из пяти человек. Толпа веселых людей шумно отплясывала польку.– Ты уверен в этом? Ты покраснел.– Мне просто надо выпить немного водки, – непринужденно сказал он.Когда Кеплер, оберегая больную руку, изловчился стащить пальто, рядом оказался официант с подносом, заставленным оловянными кружками. Ганс дал ему деньги и получил две кружки с водкой и острым медовым напитком. Напиток обязательно поможет. Он должен помочь. Сегодня ведь особый вечер, заполненный весельем и музыкой, когда можно будет заключить Анну в свои объятия. Когда еще появится такой случай? Если бы только рука не болела так сильно. И усиливающаяся головная боль. Что это все означало?..Музыка громко отдавалась в его ушах. Казалось, что жара в помещении растет с каждым тактом. Ганс постоянно хватался рукой за высокий воротник своего свитера. Толпа орала и шумела, предаваясь безумному веселью. И молодые, и старые забыли о свастиках, висевших над каждой дверью. Гансу Кеплеру хотелось быть среди них. Кружиться в танце с Анной и слышать, как она смеется. Поцеловать ее в первый раз. Но он не мог. Кроме боли в руке и головной боли он почувствовал сильную слабость. Пот лил с него градом.– Ганс, что случилось? – Анна наблюдала за ним полными тревоги глазами. – Ты плохо выглядишь.– Должно быть, я простудился, прихватил грипп или еще что-то.Она наклонилась и опытной рукой пощупала его лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105