– Мои родители узнали об этом, только когда все уже произошло. Отец не выразил негодования, а мать плакала, своими руками промывая мои раны.
– Этот жестокий духовник думал, что таким способом добьется своего?
Он вскинул голову, улыбаясь:
– А ты так не считаешь?
– Нет, просто ты научился тщательнее скрывать свои тайны.
Он погладил ее по щеке.
– А ты стала лучше меня понимать.
Они помолчали. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них нежность. На душе у него стало тепло.
Ему, возможно, не следовало испытывать такие чувства. Диана решила, что он с юного возраста «научился скрывать свои тайны». Но ведь и она сама мастерски это делает. Том все еще не выяснил, является ли Диана членом Лиги клинка, медальона ведь он так и не нашел. Видел только восковую табличку со стертыми записями, но она могла писать на ней что угодно. И она заточила его в подземелье. По приказу Лиги или по собственной инициативе?
Но, выбравшись из башни, он обнаружил, что ему нравится ее бесстрашие.
Он сунул руки в рукава своего жилета.
– Обычное наказание, назначаемое священником, было куда своеобразнее.
Она прислонилась к спинке кровати и спокойно ждала. Тому вдруг захотелось рассказать ей очень многое, хотя он понимал и то, что слишком откровенничать не стоит. Следовало бы попридержать себя. Разве можно довериться ей, если она все еще скрывала от него так много?
– С ранних лет я знал, что мне полагалось не походить на других детей, не участвовать в мирских делах. Все, о чем я мечтал, был меч, пусть даже деревянный, как у других мальчиков.
Она улыбнулась:
– У меня он был. Он согласно кивнул:
– Разумеется. – Он вдруг погрустнел. – Мне трудно плохо думать о Николасе: ведь он защищал меня, когда я был маленьким. Другие мальчишки дразнили меня, отвечать мне запрещалось, а Николас давал им отпор.
– Он был сложным человеком. – Диане пришлось приложить немало усилий, чтобы лицо ее оставалось невозмутимым, чтобы на нем не отразилось сострадание, которого он не терпел. Какие чувства должен испытывать человек, зная, что его брат, который заботился о нем, потом настолько изменился, что стал насиловать невинных женщин? – Но ты не сказал мне, каким было обычное наказание, изобретенное священником? Он поднял голову, изучая ее.
– А тебе так интересно?
– Разве это удивительно после того, чем мы тут занимались?
На его лице медленно проявилась улыбка, полная обещания.
– Заставляешь меня раскрывать постыдные секреты моего детства?
– Ты же сам начал.
Он потянулся к ней, привлек к себе. Она ослабела в его руках, твердя себе, что больше не позволит ему своевольничать.
– Нет, моя очаровательная, ты затеяла все это, засадив меня в подземелье.
– Мне не пришлось бы ничего предпринимать, если бы ты этого не заслужил. Но я жду рассказа о твоем наказании.
Он вздохнул, осторожно потерся щекой о ее волосы. Она не двигалась, гадая, понимает ли он, что делает. Ей было покойно в его руках, и это тревожило. Ведь, в сущности, она лгала ему – предавала его. Именно к такому заключению пришел бы он, если бы узнал о задании, которое она выполняла.
– Когда священник застал меня с мечом, он решил, что я слишком подвижный мальчик, что если бы я уставал, у меня пропало бы желание забавляться чем-то запрещенным. В это время мой отец строил за деревней у леса новую приходскую церковь. Так вот священник заставлял меня часами без перерыва таскать тяжелые кирпичи. Он хотел, чтобы в это время я думал о своих грехах.
– А так как ты был молод, за тобой водилось много грехов, – весело заметила она.
Он улыбнулся:
– Должен сказать, что изнурительная работа в конечном счете пошла мне на пользу, когда я стал виконтом и мне нужно было доказать, что я могу руководить своими людьми, даже еще не став рыцарем. Они видели, как я возмужал, и знали, что остальное – дело тренировок.
Ей нравилось, что он не позволил возобладать в себе чувству горечи, если учесть, каким тяжелым было его детство. Не думая о последствиях, она провела ладонью по его мускулистым рукам, а потом – по широкой груди. Он не двигался, почти перестал дышать. Она увидела, что он смотрит на нее сверху вниз и в его глазах больше нет веселья.
Она не могла полностью справиться со своим дыханием.
– Выходит, священник оказал тебе услугу. Теперь я понимаю, почему твое тело такое сильное.
Он ничего не сказал, только наклонился к ней, как будто хотел поцеловать.
Она отвернулась, чтобы избежать соблазна его объятий.
– Нет, лорд Баннастер, мои люди ждут меня на празднике Рождества.
Он поймал ее руку, заставил повернуться к себе.
– Лорд Баннастер, – повторил он. – А назовите-ка имя, данное мне при крещении.
Почему это так важно для него? – гадала она.
– Очень хорошо – Том. Так странно звучит, потому что в моих мыслях ты очень долго был Баннастером.
– Очень долго? Не прошло и двух недель.
Она улыбнулась, сглаживая то, что было ужасной ошибкой.
– Время, когда ты сидел в подземелье, тянулось целую вечность.
Он ухмыльнулся:
– Чувствуешь себя виноватой? Она промолчала и освободила руку.
– Осторожнее, когда будешь выходить. Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел. Я выйду через какое-то время после тебя.
– Один поцелуй.
– Иди! – безжалостно распорядилась она, указывая на дверь.
Он изобразил преувеличенное разочарование, осторожно открыл дверь, посмотрел по сторонам и вышел.
Диана закрыла глаза и опустилась на скамью. Она так все усложнила! А ведь не хотела этого! Стоило Тому дотронуться до нее, и она уже ни о чем не могла думать – ни о Лиге, ни о будущем, в котором не находилось места мужу, – только о том, как хорошо ей с ним, как ей хочется дарить ему ответное наслаждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80