все еще преподает на
журналистике? поинтересовалась, прощаясь, наша героиня.
На другой день Галина Алексеевна побывала и в кабинете министра и
почти все время, пока в привычной, доброжелательно-полуфамильярной мане-
ре шел рутинный служебный разговор, не отрывала глаз от новенького, тем-
но-серого дерева, гигантского письменного стола, и только перед тем, как
уходить, рискнула сказать, переведя взгляд с финской полированной по-
верхности куда-то за окно и вниз: дали отставку? Министр, как ребенок,
довольный обновкою, сразу понял, о чем речь, и ответил шутливо: да уж,
пора, понимаете, пристраиваться в ногу со временем. Становиться, так
сказать, современником. Вон и картинки поменяли. Одобряете? Вы же,
как-никак, специалист. Галина Алексеевна оглянулась на нескромных ярико-
вых амуров, присмиревших под серьезным взглядом черно-белого вождя, и не
столько утвердительно, сколько многозначительно-игриво произнесла:
да-а-а! - и это "да-а-а!" было вздохом освобождения: Галина Алексеевна
почувствовала, как отлегло, наконец, от сердца, как совесть очистилась
раскаянием; почувствовала, что край мрачной бездны никогда больше не по-
манит непонятным своим упоением. И слава Богу!
Правда, яриковы полотна долго еще, не один год, раздражали глаз гене-
рала и душу щемили воспоминания тех далеких лет, когда еще все казалось
ясным, простым любовь и счастие, - но потом примелькались на ставших
своими местах, и всего, может, и переменилось в жизни Галины Алексеевны,
что завелся в кухонном шкафчике неиссякаемый родничок, к которому прик-
ладывалась она по вечерам и выходным до самой одинокой своей смерти (рак
матки), да покусанный покойным Чичиковым рисунок оказался в застекленной
рамочке, - впрочем, не на стене, а на прежнем месте: в комоде, под набо-
рами засохшей косметики и свежим постельным бельем.
1980 г.
ГОЛОС АМЕРИКИ
научно-фантастический эпилог
Черт возьми! Такая уж надувательная земля!
Н. Гоголь. "Игроки"
Проводив взглядом рванувшегося от главного входа красно-белого жучка
скорой, в недра которого с мешающей помощью Трупца Младенца Малого
только что был внесен генерал Малофеев (говорят, его Трупец и отравил, -
Катька Кишко, едко пахнущая половыми секретами, прошипела из-за спины
таинственным голосом последнюю сплетню, - впрочем, что же? почему бы и
не Трупец? почему бы и не отравил?), - жучок умудрился-таки найти щелку
в непрерывной, неостановимой, темно-зеленой ленте прущих по набережной
военных грузовиков и, полавировав внутри нее, скрылся за излучиною, -
Никита вдруг подумал, что внезапное заболевание генерала может привести
к таким последствиям, о каких страшно бредить и в бреду, и еще подумал,
что слишком далеко его, Никиту, кажется, занесло, далеко и совсем не ту-
да. Он и раньше чувствовал, что его несет не туда, но то было несет, а
теперь - занесло уже, занесло окончательно, и ясное сознание этого факта
пришло в голову впервые.
Ему, собственно, и всегда, можно сказать - с рождения, некуда было
деваться, вся логика биографии, судьбы толкала в черно-серое здание на
Яузе, вмещающее два десятка западных подрывных радиостанций, разных там
Свобод, Би-би-си и Немецких Волн. Он от младенчества, от младых, как го-
ворится, ногтей слишком насмотрелся на диссидентствующих этих либералов,
на либеральствующих диссидентов, к числу которых, увы, принадлежали и
оба его родителя, и старшая сестрица Лидия; слишком наслушался несконча-
емых их, пустых и глупых вечерне-ночных, в клубах вонючего табачного ды-
ма разговоров, за которыми, одна вслед другой, летели бутылки липкого
тошнотворного портвешка и переводились килограммы тогда еще дешевого ко-
фе; слишком надышался кисловатой, затхлой, даже на свободе - вполне тю-
ремною - атмосферой; слишком, слишком, слишком! чтобы каждой клеточкою
души не стремиться вырваться из этого вызывающего органическую брезгли-
вость круга. Приметы родительского и их друзей быта: нищета, безработи-
ца, обыски (нескольким из которых, еще мальчиком, стал Никита потрясен-
ным свидетелем); допросы, аресты, суды; адвокаты, кассации, лагеря, пси-
хушки - все это, поначалу жуткое, со временем стало совсем не страшно,
а! м-м! нехорошо, неприятно, тошнотворно, и знакомые фамилии по вражес-
ким голосам звучали как-то фальшиво и по-предательски, и ни за что не
могло повериться, будто разнообразно-однообразным процессам сиим и про-
цедурам подвергаются действительно чистые, бескорыстные и психически
полноценные люди, да не могло повериться и глядя на их, кандидатов и
докторов наук, старые, замасленные, потертые, в серых клочьях подкладоч-
ной ваты пальто, на их плешивые шапки, на бахромящиеся, вздувшиеся на
коленках штаны, не могло повериться, слушая обиженные, жалостливые их,
физиков, математиков, филологов, рассказы о мытарствах по отделам вневе-
домственной охраны, по кочегаркам и дворницким. Книжки и журнальчики,
ко_торые на очередном обыске описывались, сваливались во вместительные,
защитного цвета брезентовые мешки и увозились, но, несмотря на столь ре-
гулярные и капитальные чистки, спустя время, снова накапливались в квар-
тире, - не вызывали у Никиты никакого ни любопытства, ни доверия, а тоже
- одну брезгливость, и любая брошюрка, купленная в Союзпечати, любой но-
мер "Пионера" или "Костра", безусловно, были куда всамделишнее той,
пусть на самой хорошей бумаге отпечатанной, но фальшивой, фиктивной ма-
кулатуры.
Кстати о "Пионере" и "Костре":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206