Сей поистине заслуживал, чтоб весь свет был тогда свидетелем его подвигов.
Сражение началось с равным с обеих сторон жаром; множество одних и отчаяние других производили равновесие в битве; однако римляне всюду принуждены были уступать, где присутствовал Киган; он один гнал целые легионы; но где вспомоществовала ему княжна Светана, там в минуты лишались римляне когортами жизни и места сражения. Стократно уже Булат бил в ладони от радости, взирая на чудеса храбрости, производимые его другом, но наконец множество начало преодолевать его: авары и косоги начали уступать; Киган не мог всюду поспевать; Светана была схвачена и влечена пленницею, и тщетно король, жених ее, стремился освободить предмет своей горячности; он сам изнемогал от множества полученных ран.
— А уже поздно будет, если я помедлю еще,— сказал Булат, прыгнув одним скоком с холма долой. Он побежал сквозь густейшие толпы римских сил; он не дрался и не оружием очищал путь себе, но давил людей, где шел, и, подобно валящему вихрю, опровергающему лес полосою по стези стремления своего, раздвигнул войски.
Вдруг очутился он на месте, где торжествующие победители с гордостью влекли неоцененную для Кигана и для своего полководца добычу и где друг его не искал уже кроме смерти. Он в мгновение ока потоптал ногами пленивших, освободил невесту своего друга и кричал к нему:
— Ободрись, король аварский, ты победил уже; оставь мне довершить следствие твоей храбрости! Веди свою возлюбленную и свои войски обратно в город, чтоб я имел место полущить на просторе этих разбойников.
Сказав сие, начал он работать своею дубиною; удары ее были жестоки: поражая одного, убивал он десятками; ибо пораженные отлетали прочь подобно камню, брошенному из пращи, и телами своими побивали стоящих позади себя. Он давил ногами опроверженных и погнал римлян, подобно быстрому соколу стадо галок; он шел не по земле, поля позади его устилались трупами; ибо он махал направо и налево, прыгал вперед и отскакивал назад, где оставались кучи отчаянных римлян, и, словом, он про-верно разносил смерть всюду.
Вскоре обрадованный Киган, отступающий с войском своим к городу, начал терять из виду бегущую рать своих неприятелей; но как густая пыль сокрыла из вида и его друга, то начал он опасаться о его жизни. Он не мог вообразить, чтоб силы одного человека достаточны были гнать целое войско, и потому жалел, что много положился на слова своего друга и оставил его погибнуть неминуемо. Хотя видел он чудесную его силу, храбрость и проворство, хотя приметно было, что он гонит неприятелей, однако приказал вновь трубить на брань и, отделя отборных ратников, поскакал к нему на помощь.
Приближась к месту, где был римский воинский стан, увидел он только пустые шатры и все припасы брошенные, аваров, побранных во время войны в плен, сбивающих уже с себя оковы; ибо и стража, хранившая их, обратилась в бегство. Киган, отдав приказ о занятии стана с корыстьми, продолжал поспешать на помощь Булату, но до самой ночи не мог достигнуть ни его, ни бегущих; он скакал только по полям, устланным телами. Получа из того надежду о успехах своего друга и рассчитав по пространству, занимающему число побитых, усмотрел, что неприятелей живых не осталось уже ни сотой части* и так остановился он со своими витязями и войском.
На рассвете продолжал он ехать тихим шествием по пути, указываемому ему следами победы его друга, и видел, что число тел римских началось от часу уменьшаться; наконец оных уже не было. И тогда-то огорчился было он, думая, что друг его, утомясь, погиб от отставших врагов своих; однако ж ободрился, увидя впереди себя воткнутую в землю его дубину и повешенную на оной кожу Смокову и мешок с остатком сухарей от дороги.
— Надобно, чтоб он был жив,— говорил Киган к своим полководцам.— Кажется, что римское войско все побито; но где ж он и куда удалился от своего оружия?
Между тем как всяк не мог постигнуть сему причины, увидели они Булата, возвращающегося к ним и ведущего на веревке Самого римского полководца Камилла, в по-следовании двух только его оруженосцев. Богатырь, приближась, поздравил короля аварского с победою и донес ему в коротких словах, что он не рассудил за благо оставить из войска римского никого, кроме Камилла с двумя его оруженосцами.
Киган обнял его и благодарил с дружескими выражениями за оказанную помощь, или, лучше сказать, за сохранение короны своей обще с жизнью и его возлюбленною Светаною. Скромный богатырь не присваивал себе ничего, как только что он довершил почти исполненное уже королем, его другом.
— Нет, храбрый Булат,— говорил Киган, усугубляя свои объятия,— ты удержал двоекратно жизнь мою, ты увенчал мое сердце возвращением моей возлюбленной, без тебя была бы она пленницею, а я погиб бы с моим государством.
После сего вручил богатырь королю плененного Камилла, который послал его под стражею в свою столицу, и повелел, возвестя княжне о счастливо совершенной преславнейшей победе, приготовить торжественную встречу и все для великолепного пиршества.
Аварский король, учиня распоряжение о погребении мертвых, предлагал Булату половину из корыстей, найденных в воинском римлян стане, но сей не принял ничего, а удовольствовался только на знак сей битвы собрать златые кольцы с перстов побитых благородных римлян, из коих снизал он себе некоторый род перевязи и считал всегда оную первейшим своим украшением. Киган, взирая на множество побитых, говорил своему другу, что он находит его в особливом защищении у богов, ибо не можно бы в прочем никому остаться живу, сражаясь с целым войском искусных ратников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184