Напротив, у него появилось тогда странное чувство душевного спокойствия и уравновешенности, которое могло бы возникнуть, как он предполагал, если бы ему удалось войти в старый деревянный домик своего отца, волжского бакенщика, улечься снова на высушенных до музыкального скрипа досках чердака, на которых он порой проводил целые дни с Купером или Майн Ридом в руках, и, прикрыв глаза, вспоминать деловитые гудки волжских буксиров и крики разыскивающей его матери.
Он хорошо запомнил тогда это удивительное чувство осуществления невозможного. Тем более хорошо, что его старенький родной дом, который отец срубил на самом берегу Волги из выловленных в реке бревен от разбитых на волжских порогах плотов, давно находился на дне Куйбышевского водохранилища. И войти в него можно было только в водолазном костюме. Он ненавидел Волгу, особенно ту ее часть, что перестав быть рекой, так и не стала морем, приобретя только какое-то напыщенное спокойствие и неестественную плавность – от Жигулевска до устья Камы и дальше до Чебоксар. Знал он, конечно, что практически вся Волга превратилась в цепь водохранилищ, но другие его не волновали, он ненавидел только это – Куйбышевское, утопившее его детство.
И еще – если бы не «Куйбышевское море», был твердо убежден Крестный, – никогда бы его не тянуло к службе в госбезопасности, никогда бы не испытывал он болезненного удовольствия ни от вечных интриг в Москве, ни от внешних секретных операций, успешно завершав которые, он получал самое полное удовлетворение, не сравнимое с тем, что могла бы ему дать любая, самая прекрасная и самая сексуальная женщина.
Точно так же никогда бы не стал майор Госбезопасности Владимир Крестов легендарным, полумифическим в нынешней Москве Крестным, к которому сходились нити, протянутые как с самого верха, так и с самого низа. И только он, Крестный, знал за какую дернуть, чтобы добиться нужного результата. Того, за который кто-то готов заплатить и заплатить много. Очень много.
И, наверное, закономерно, решил в конце концов Крестный, что именно его служба, его секретные задания привели его в место, так живо напомнившее родные по детским воспоминаниям места. Озеро Онтарио воскресило его утонувшее в Волге детство. А теперешняя его столь же подпольная «работа» дала, наконец, возможность купить свое воспоминание о детстве – крохотный кусочек побережья одного из любимых с детства Великих озер.
Он давно мечтал приобрести там «запасной аэродром» лично для себя. Мало ли какие ситуации могут возникнуть в жизни при его нервной работе.
Канадской «соломки» он подстелил себе совсем недавно, когда по его заданию Иван ликвидировал бывшего премьер-министра, серьезно претендовавшего на президентское место, и Крестный получил за это с заказчика сумму, которой ему вполне хватило на покупку того самого полюбившегося особнячка. Да еще и Ивана не обидел. Хороший был заказ, что там говорить.
Но это, по большому счету, были мелочи, Крестный совсем не собирался сидеть на берегу Онтарио на хлебе с квасом, пусть даже вместо хлеба будет «hot-dog», а вместо кваса – «Johni Wolker» с содовой. Такого нищенства он и в советской России насмотрелся. Он хотел вообще забыть про заботу о хлебе насущном. Раз и навсегда. И одного особнячка на берегу Онтарио ему было бы явно мало. Крестный хотел иметь такие особнячки в самых разных местах известного ему мира, он с детства был романтиком и не любил долго сидеть на одном месте. Африканская саванна, австралийская пустыня, североамериканские прерии, бразильская сельва, аргентинские пампасы – Крестный был везде и всюду хотел побывать вновь. Но уже не как секретный разведчик, боевик, шпион, а как хозяин жизни, объезжающий свет не по прихотям геополитики, а по своему собственному желанию.
И он знал – как взорвать эту все еще великую после распада «Союза советских» страну под названием Россия. Чтобы в великой смуте высосать из нее финансовую влагу, поддерживающую государственную жизнь. А насосавшись ее вдоволь, потихоньку уползти со сцены, остаться в сторонке. В той сторонке, где «так похоже на Россию, только все же – не Россия.» И слава Богу или Дьяволу, все равно кому, слава, что – не Россия...
– Именно нам с тобой, Ваня, выпала великая роль, – в голове размеренно бежавшего по лесу Ивана всплыл последний, совсем недавний разговор с Крестным, – похоронить эту страну. Миссия не хуже, чем у Петра Первого, только с обратным знаком.
Иван иронически усмехнулся.
– А ты, Ваня, не смейся над стариком. Сам знаю – склероз замучал. Ну – не Петр Первый, ну – Иван Калита, что ли?.. Черт их там знает, с кого началось это государство! Только пошли они все на хрен вместе со своим долбаным государством. Один Иван начал, другой – кончит. Не знаю, что будет на этих землях лет через сто, если вообще что-нибудь будет, но в учебнике, который сможет прочитать любой здешний школьник, напишут, что Россию разрушил Иван Марьев в самом конце двадцатого века. И ты знаешь, Ваня, – правду напишут.
Иван вновь усмехнулся. Он знал неискоренимое пристрастие Крестного к трепу, и пока ни одного слова еще не воспринял серьезно.
– Смеешься... Согласен, это я немного перегнул – никто не узнает, что сделал это именно ты. Вернее, мы с тобой вдвоем. Я придумал, а ты сделал. Но мы-то сами с тобой знать будем? Без всякого сомнения. А что нам мирская слава? Это ж дым и тлен... Да наплевать нам на нее! Нам с тобой памятники не нужны.
Крестный посмотрел на Ивана с театрально подчеркнутым подозрением.
– Или тебе нужен памятник, Ваня? – спросил он, ужаснувшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63