В жизни у доктора Круза не было никакого дяди, но во сне тот был совершенно реален, и трудно было поверить, что это выдумка. Дядя упорно продолжал обучать племянника стрельбе из лука. И когда Генри исполнилось двенадцать, он, конечно, еще не мог соперничать с признанными воинами, но уже весьма ловко владел оружием. Отец же все чаще бывал недоволен поведением сына и, наконец, дело дошло до того, что он стал проявлять явную ненависть к Генри. Прежде всего, как догадывался мальчик, тому не по душе было, что сын бросил поэзию. Он относился к луку, как к совершенно бесполезной вещи, ведь лук – принадлежность военных и только. Но, как заметил Генри, отца еще бесило и то, что учителем был дядя. Отец никогда не упоминал даже имени сводного брата, рожденного от женщины низкого происхождения, и относился к брату пренебрежительно, как к дармоеду. И действительно, сводный брат отца, его дядя, сам давал повод для такого отношения. Дядя сызмальства обнаруживал дурные наклонности. Он был сильным и подвижным юношей, любил азартные игры, был заядлым охотником. Когда ему минуло шестнадцать лет, убежал из дому, связался с шайкой бродяг, и его не без основания подозревали в грабеже. Домой он вернулся уже старым, одна нога, искалеченная мечом, плохо гнулась. Семья стыдилась его и следила за ним, будто выжидая удобного случая запрятать его в клетку. Но и клетка не сделает из волка овцу. Дядя, похожий на израненного матерого волка, присмирел, посиживал себе на корточках, но этим раздражал домочадцев еще больше, – он словно издевался над изысканными манерами главы семейства, отца Генри. Именно поэтому сближение Генри с дядей сильно беспокоило отца, против которого и прежде восставал сын. От сводного брата Джордж Круз мог бы отказаться, но родного-то сына не бросишь. Генри видел, как все это задевало отца, но в самом же деле, не вырвешь лук силком и не посадишь сорванца за прежнее занятие – сочинение стихов. К тому же, снилось далее доктору Крузу, отец с детства начинал дрожать при виде лука, а заслышав вдалеке свист стрелы, мгновенно бледнел и лишался дара речи, – словом, вел себя как человек, боящийся грозы. Следы кисти, брошенной когда-то семилетним мальчиком, (странно, что этот реальный эпизод подразумевался во сне), представлялись сейчас отцу кровавыми разводами, и, глядя на подросшего сына, да еще с луком в руках, он вынужден был пойти на попятный. Это укрепило желание мальчика еще глубже постичь искусство владения луком.
В четырнадцать лет Генри, как и полагалось в древней Японии, женили. Девушка происходила из влиятельной семьи. Этот брачный союз был делом рук отца, который жаждал породниться с могущественным родом, да и втайне надеялся отвлечь непутевого сына от бранных забав и соблазнить любовными утехами. Невесте в ту пору минуло десять лет. Временами она производила на Генри впечатление слабоумной. И в самом деле, она была лишена и вкуса, и скромности. Единственное, что интересовало ее – это отношения между мужчиной и женщиной. Она быстро привязалась к Генри и с простодушной жадностью, свойственной маленьким детям, не стесняясь людских глаз, откровенно домогалась его ласк. Она искала любовных утех денно и нощно. В конце концов, Генри однажды отверг жену и удалился из спальни. Против отцовских ожиданий, у него от первого любовного опыта осталось ощущение нечистоты. Когда мальчику исполнилось восемнадцать лет, его назначили наместником в отдаленный район.
Это было устроено явно при содействии могущественного рода жены. Вскоре Генри узнал, что столь отдаленную область выбрали несомненно из-за отцовских козней. До ушей его дошли слова отца:
– Генри забросил поэзию, презрел любовь, он – низкий непутевый человек. Я отрекаюсь от собственного дитяти ради чести семьи. Видеть его больше не желаю. Отправим его подальше от столицы. Таким, как он, только и коротать свой век в глуши.
Утром в день отъезда, когда Генри верхом на коне был уже у ворот, он, внезапно оглянувшись, заметил в глубине усадьбы отца, с которым уже давно не виделся. Отец в последний раз сурово посмотрел на сына. Генри повернул во двор и на скаку громко крикнул отцу:
– Извольте сказать напутственное слово! Растерявшись, Джордж Круз произнес:
– Поезжай! Нельзя возвращаться – дороги не будет.
В тот же миг в руках сына зазвенела тетива. Не задев на голове отца ни волоска, стрела рассекла шнурок головного убора и глубоко вонзилась в столб. От испуга отец без чувств грохнулся наземь. Генри был уже за воротами.
– Эге-гей!! – погонял он лошадь.
В свите, сопровождавшей Генри к месту назначения, находился и дядя. Молодая жена ни на шаг не отходила от Генри Круза. Могущественный род взвалил ее, как тяжелую ношу, на плечи новоиспеченного наместника. Находился в свите и будущий управитель имения, в обязанности которого входило все – от путевых хлопот до управления домом. Наместнику дела не предвиделось. Похоже, это была настоящая ссылка. Генри понимал, что в глуши его ожидает смертельная скука. Однако неожиданно для него, скучать там не пришлось, – в отдаленном крае оказались широкие равнины и горы, где водилось несметное количество птиц и зверья, будто созданных для его стрел. Предстояла охота!
Доктор Круз чувствовал во сне необычайное воодушевление, словно он не спал вовсе, так конкретны и ясны были его чувства. Любая охота, будь то соколиная, на оленей или кабанов, возбуждала его. Не разбирая, счастливый день или несчастливый, кружил он по горам и долинам, завороженный ускользающей тенью птицы или зверя, и едва только чудилось ему вдали что-то живое, тут же пускался вдогонку, но ни разу, ни разу не удалось ему добыть даже голубка, даже зайчонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59